Ирина Волчок - Домработница царя Давида

— Ладно, — растерянно сказал Руслан. — Не расстраивайся, сестрёнка, не пущу я его. Это он сильно нагадил, раз уж ты про него так… Хочешь, я ему по морде дам? Так, слегка.

— Я уже, — призналась Аня, не чувствуя никакой вины. — Рука болит.

И пошла к лифту, с нарастающей тревогой думая, как она сейчас войдёт в пустую квартиру. И зачем ей туда вообще идти? Ах, да, царь Давид просил испечь яблочек с малиновым вареньем. Но сначала надо ещё убрать осколки ампул и пустой шприц. И как следует протереть полы. И проветрить. И…

Не успела она закрыть за собой дверь, как в кармане загудел мобильник.

— Анна, ты уже дома? — немножко напряжённым голосом спросила дама Маргарита. — Я могу зайти за своими вещами?

— Да, — ответила Аня.

Наверное, надо было ещё что-то сказать, хотя бы для вежливости. Но она вдруг забыла все вежливые слова.

— Я сейчас, я уже поднимаюсь, — заторопилась дама Маргарита.

Аня открыла дверь, а сама убрала пальто в шкаф, разулась и пошла за щёткой и совком, потому что прежде всего надо было убрать с пола осколки ампул. Почему-то сейчас это больше всего занимало её мысли. Она старательно сметала осколки в совок, по нескольку раз возила щёткой по одному и тому же месту, потом проводила по полу ладонью: вдруг где-нибудь осталась острая стекляшка? А царь Давид часто ходит дома босиком. Хорошо, что здесь нет ковров…

— Что там? — раздался от двери в кабинет голос дамы Маргариты. — Как здесь пахнет… Анна, может, потом подметёшь? Я пришла.

Аня оглянулась: дама Маргарита была босиком, вот почему она не услышала её шагов.

— Вы напрасно разулись, — сказала Аня. — Здесь ампулы разбитые. Очень острые. Может быть, я не все нашла. Наступите ещё.

— Ты тоже босиком, — сказала дама Маргарита, думая явно о чём-то другом. — Анна… Ты мне расскажешь, что произошло? В больнице никто ничего не говорит. Васька злится, дёрганый весь какой-то. Сандро надо звонить, а я не знаю, что ему говорить… Скажи ты мне ради бога: что случилось-то? Скажешь? Пойдём на кухню, что ли, раз здесь нельзя. И запах… мне от этого запаха плохо.

Аня оставила совок и щётку посреди пола и пошла из кабинета, по пути думая, что именно говорить даме Маргарите. Наверное, нельзя говорить, как её сын орал на царя Давида. Вот когда царь Давид выздоровеет, пусть сам и рассказывает, если посчитает нужным. А что Васька говорил ей там, в приёмном покое, — это она имеет право рассказать. Это уже не их семейное дело, а её.

Она вошла в кухню впереди дамы Маргариты, машинально поставила чайник на огонь — всё-таки гостья, положено хоть чаем напоить, — вынула из холодильника остатки бабушкиного торта, расставила на столе чашки… Села и уставилась на даму Маргариту, не зная, как начать.

— Ну, — нервно сказала та после минутного молчания. — Тебе-то врачи что-нибудь сказали? Что с Давидом?

— Инфаркт, — ответила Аня и опять замолчала.

— Как это случилось? Ты сама видела? Ты рядом была?

— Я видела, да. Давиду Васильевичу стало плохо. Он сидел на диване, а потом упал набок, и глаза закрыты, и бледный очень был.

— А Васька где в это время был? — перебила её дама Маргарита.

— Он уже ушёл, — неуверенно сказала Аня. — Или уходил, я не помню. Я испугалась и хотела позвонить в «скорую», а Давид Васильевич сказал, что надо Михаилу Максимовичу, и чтобы с его телефона. Я позвонила, и Давид Васильевич сам сказал по телефону, что у него инфаркт. Они быстро приехали, что-то делали, а потом мы поехали в больницу. Давид Васильевич почти всё время в сознании был. А потом его увезли в реанимацию, а меня не пустили. Я там в приёмном покое ждала, когда кто-нибудь выйдет и скажет… Ну вот, Михаил Максимович сам вышел и сказал, что состояние стабильное. Сказал, чтобы я не боялась. Сказал, что Давид Васильевич, может быть, уже завтра мне позвонит. Я завтра яблоки ему испеку. С малиновым вареньем. Мы когда в больницу ехали, он попросил. Это ведь хороший признак, правда? Бабушка говорит, что когда человеку чего-нибудь вкусненького хочется, — это признак выздоровления.

— Да, это хорошо, — рассеянно согласилась дама Маргарита. — А Василий как в больнице оказался?

— Не знаю, — коротко ответила Аня и замолчала.

Она передумала рассказывать даме Маргарите, как вёл себя её сын. Какие гадости он говорил. Наверное, он и думал такие же гадости. Родной матери знать о сыне такие вещи совсем не обязательно. Может быть, она не виновата, что он такой получился.

— Анна, это ты его ударила или Давид? — неожиданно спросила дама Маргарита.