Карлос Фуэнтес - Мексиканская повесть, 80-е годы

Его мама, донья Ампаро, не захотела к нему пойти, она сгорала со стыда, ей обо всем рассказали дяди, Росендо и Романо, она не хотела верить, что ее сын в тюрьме. Ричи удалось с чьей-то помощью заполучить постоянное место в оркестре Акапулько, и он иногда присылал сто песо родительнице Бернабе; она умирала от стыда и неведения, и Романо сказал ей, что, если вспомнить, ее муж, Андрес Апарисио, сам забил человека до смерти. Да, отвечала она, но он не попал в тюрьму, в этом разница, Бернабе стал первым арестантом в семье. Откуда ты знаешь, сестрица. Но и сами дяди уже по-другому смотрели на Бернабе и не узнавали; он перестал быть глупым мальчишкой, взбиравшимся на битую черепицу поглазеть, как они убивают жаб и кроликов в зарослях сенисы на пустыре. Бернабе сам убил парня, набросился на него с альпенштоком в заварухе на мосту Альварадо, всадил острый стержень в тело и почувствовал, что мускулы раненого парня крепче холодного железа в руке Бернабе, но все-таки стержень вошел внутрь, нутро будто всосало его. В один момент оборвался смех и ослиный рев парня, а глаза в жестких ресницах продолжали смотреть на яркие неоновые дуги. Белобрысый пришел к Бернабе сказать, что не следует беспокоиться, надо перетерпеть маленькое шоу, он должен понять, через несколько дней его выпустят, когда дело уладится, и все уверуют в торжество справедливости. Но и Белобрысый стал относиться к нему иначе и впервые растерянно забормотал, даже слезы на глазах показались: зачем тебе нужно было его кончать, Бернабе, тем более нашего? Глядел бы получше. Ведь ты знал Осла, бедняга Осел, ублюдок, но в общем хороший малый. Зачем, Бернабе? А Хесус Флоренсио, официант, пришел как настоящий друг и сказал, чтобы Бернабе, как выйдет, шел работать к ним в ресторан, с хозяином можно договориться, шел бы, и вот почему. Лиценциат Мариано Карреон здорово напился в ресторане в день потасовки, голова у него кругом пошла, и он распустил язык с друзьями, мол, есть тут один парень, который ему многое напоминает, во-первых, его самого, дона Мариано, в молодости, а еще одного человека, которого он встретил лет двадцать назад, в одном кооперативе штата Герреро, одного инженеришку, не желавшего подчиниться силе, так сказать, борца за справедливость в штате, и которого пришлось поучить уму-разуму. Лиценциат Мариано рассказал, как он натравил деревню на инженера Апарисио, сумев объединить индейские семьи, бедные и богатые, против въедливого чужака. Это не трудно, если сыграть на местных обычаях и предрассудках. Самое главное, говорил Мариано Карреон, укреплять власть касиков, ибо куда не дошел закон, там приказывает касик, короче, без его согласия не распределить ни земель, ни богатств, говорил он своим друзьям. В инженеришку словно бес вселился, обуяла его одержимость праведника, а это выводило из себя сеньора лиценциата Карреона. Целые десять лет пытался он подкупить инженера, предлагал и то и се, чины, дома, деньги, поездки, женщин, полную безнаказанность. Ни черта. Инженер Апарисио был у него как бельмо на глазу, и коли он не смог купить его, решил погубить, чинил препятствия, мешал повышениям, даже сумел выставить из многоквартирного дома на улице Гватемала, где инженер жил с семьей, и заставил перебраться в лачугу в поясе нищеты. И до того взбесился лиценциат Мариано, что скупил все земли там, где поселились Андрес Апарисио со своими и другие семьи «парашютистов», чтобы никто их оттуда не выгнал, и говорил: нет, пусть останутся здесь, старики умрут, а одной честью не проживешь и из благородства похлебки не сваришь, будет здесь отличный питомник озлобленных мальчишек, а когда они вырастут, я их образумлю, моих ястребков, в этом гнездышке. Он рассказывал, что каждый день тешился мыслью, что этот неподкупный инженеришка живет вместе с женой и сыном и своими шуринами, этими прощелыгами, на собственной земле лиценциата Мариано и только по его милости. Но чтобы в полную меру насладиться такой потехой, надо было об этом дать знать инженеришке. И лиценциат послал одного из своих разодетых громил сказать про все твоему отцу, Бернабе, мол, ты тут живешь — поживаешь на землице моего шефа-благодетеля, вонючий голодранец, десять лет тебе милостыню кидают, — и мой папа, который всегда улыбался, чтобы не выглядеть старым, только раз, этот раз, стал суровым, швырнул оземь охранника лиценциата Карреона и забил его ногами до смерти, а потом навсегда исчез, гордость позволяла ему только лишь слыть мертвым — да, а не сидеть в каталажке, как ты, хотя бы и несколько дней, Бернабе. Тебе лучше обо всем этом знать, сказал Хесус Флоренсио, видишь, то, что тебе предлагают, не такое уж верное дело, как говорят. Когда-нибудь встретится тебе на пути настоящий человек, и вся твоя безнаказанность обернется дырявым зонтиком. Надо быть заматерелым холуем, чтобы всю жизнь жить под чьей-то опекой, и дрожать, и говорить себе: если шеф лишит меня своей милости, я ничего не стою, дерьмо.