Джоджо Мойес - Девушка, которую ты покинул

Она ожидала увидеть нечто унылое и мрачное: кирпичную коробку постройки семидесятых годов, с окнами из полихлорвинила и аккуратной стоянкой для машин. Но они подъезжают к внушительному четырехэтажному дому, на увитом плющом фасаде которого красиво смотрятся элегантные окна со ставнями. За оградой с массивными коваными воротами раскинулся ухоженный сад, разделенный на отдельные зоны мощеными дорожками.

Лив звонит в дверь, а Мо спешно красит губы.

— Ты у нас кто, Анна Николь Смит? — ехидно спрашивает Лив, Мо отрывисто смеется в ответ, и возникшая было напряженность тут же исчезает.

Они уже несколько минут стоят в приемной, но на них никто не обращает внимания. Через стеклянную дверь слева по коридору они видят, как коротко стриженная девушка играет на электрооргане, и слышат нестройное пение. В тесном кабинете две средних лет женщины составляют график.

Наконец одна из них оборачивается:

— Добрый день.

— Добрый день, — отвечает Мо по-французски. — К кому мы можем снова обратиться?

— Насчет месье Бессетта? — спрашивает женщина, и Мо что-то отвечает на хорошем французском. Женщина кивает: — Англичанки?

— Да.

— Пожалуйста, распишитесь. Протрите руки. Потом пройдите вон туда.

Они записывают свои имена в толстую книгу для посетителей, тщательно протирают каждый палец антибактериальной жидкостью.

— Славное местечко, — с видом знатока шепчет Мо.

Затем, едва поспевая за женщиной, они идут бесконечными коридорами, пока та не останавливается перед полуоткрытой дверью.

— Monsieur? Vous avez des visiteurs. [31] Месье, к вам посетители (фр.).

Они неловко топчутся под дверью, а женщина что-то бурно обсуждает, обращаясь, как им кажется, к спинке кресла. Наконец она возвращается.

— Можете войти. Надеюсь, вы что-нибудь для него приготовили?

— Директриса сказала, что надо принести миндальное печенье.

Женщина бросает оценивающий взгляд на красиво упакованную коробку:

— Ah, oui, — сдержанно улыбается она. — Это он любит.

— Спорим, не позднее пяти печенье уже будет в комнате для персонала, — тихо говорит Мо, когда женщина скрывается из виду.

Филипп Бессетт сидит в вольтеровском кресле и смотрит в окно на внутренний дворик с фонтаном. Рядом столик на колесиках с кислородной подушкой, соединенной тонкой трубкой с носом старика. Лицо его серое и сморщенное, будто осевшее от времени, под просвечивающей кожей видна сеточка вен. У него шапка густых седых волос, а острый взгляд говорит о том, что Филипп Бессетт не такой дряхлый, каким кажется.

Девушки обходят кресло, чтобы стоять к старику лицом, Мо даже слегка сутулится, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Да, похоже, Мо чувствует себя здесь как дома, думает Лив. Словно тут ей все родное и близкое.

— Здравствуйте, — говорит Мо, представляясь.

Они обмениваются рукопожатиями, и Лив протягивает коробку с печеньем. Он внимательно изучает коробку, затем стучит пальцем по крышке. Лив открывает ее и показывает содержимое. Тогда он жестом предлагает Лив угощаться, а когда та отказывается, медленно выбирает печенье и ждет.

— Наверное, надо положить ему в рот, — шепчет Мо.

После секундного колебания Лив предлагает свою помощь. Бессетт, совсем как птенец, открывает и закрывает рот, закатывает глаза, наслаждаясь вкусом.

— Скажи ему, что мы хотели бы задать несколько вопросов о семье Эдуарда Лефевра.

Бессетт прислушивается к разговору и тяжело вздыхает.

— Вы знали Эдуарда Лефевра? — спрашивает Лив и ждет, пока Мо переведет.

— Я никогда с ним не встречался. — Речь старика очень медленная, будто каждое слово дается ему с огромным трудом.

— Но ваш отец, Орельен, знал его?

— Мой отец несколько раз с ним встречался.

— Ваш отец жил в Сен-Перроне?

— Вся моя семья жила в Сен-Перроне, пока мне не исполнилось одиннадцать лет. Тетя Элен жила в отеле, отец — над табачной лавкой.

— Мы были вчера вечером в отеле, — говорит Лив, но старик остается безучастным. Тогда она достает фотокопию. — Ваш отец упоминал об этой картине? Она, по всей видимости, висела в «Красном петухе», но потом исчезла. Мы пытаемся выяснить ее историю.

— Софи, — роняет старик, посмотрев на снимок.

— Да, Софи, — энергично кивает Лив, в ее душе загорается огонек надежды.

Взгляд Бессетта невозможно прочесть, он смотрит на снимок слезящимися, запавшими глазами, в которых, казалось, собраны все горести и радости прошедших лет. Морщинистые веки тяжело опускаются, и старик становится похож на какое-то странное доисторическое существо. Наконец он поднимает голову: