Николай Байтов - Думай, что говоришь

«Я всё равно ничего не пойму, даже и с тетрадью, я всё забыл, — подумал я. — Впрочем… велика ли там сложность? Надо посмотреть. Ведь я уже не тот мальчик. И хоть я пятнадцать лет занимался совершенно другим делом, а точней сказать — не занимался ничем, но может быть, теперь мне предстанет всё это не таким уж непроходимым, как тогда».

— У тебя есть конспект? — спросил я Майоршина.

— Нет, что ты! откуда? — отвечал он испуганно. — Я договорился с Биллом, он мне даст свой, когда выйдет.

Я подошёл к окну. Там Витюша Володарский читал. Я заглянул:

— Ну что ты читаешь? давай вместе.

— Давай. Вот объясни мне теорему Рисса-Фишера.

Ничего не понимаю.

Я прочитал: «Теорема о полноте L 2».

— А что такое L 2?

— По-моему, это пространство измеримых функций, интегрируемых по Лебегу вместе с квадратом модуля, — сказал Витюша и перелистнул несколько страниц назад. — Вот, — показал, — видишь: всё точно, я запомнил.

— Что значит «с квадратом модуля»? — удивился я. — Это зачем?

— Ну, он хочет потом ввести норму… Чтоб было линейное нормированное пространство. Он берёт корень из этого интеграла.

— А-а… — сказал я.

— Вот видишь, — продолжал Витюша, — дана {f n} — фундаментальная последовательность элементов L 2. Нам надо показать, что она сходится (в смысле метрики L 2) к некоторому тоже элементу L 2. Тогда будет полнота.

— Это и есть теорема Рисса-Фишера?

В конце коридора показалась Н., и я пошёл ей навстречу. Она ходила в деканат за нашими зачётками.

Н. приехала в институт с детьми: мальчиком лет десяти и девочкой лет семи (имена я позабыл).

— Ну что, — спросила она, — долго тут?

— Непонятно. — Я пожал плечами.

— Пошли, может, пока на улицу, погуляем, — сказала она. — Погода прекрасная.

— У меня здесь подруга живёт, — вон в том доме, — показала она, когда мы вышли. — Мы часто бываем у неё в гостях. Поэтому я их и взяла, — кивнула она на детей, — а то тяжело в такую даль, а потом сразу назад тащиться… А она сегодня обещала пирогов напечь… Ну, может быть, прямо сейчас пойдёте к тёте Светлане? — спросила она их. Дети радостно закивали. — Бегите, а я попозже подойду. Дорогу сами найдёте?

— Найдём, найдём, — сказал мальчик, и они с сестрой сразу пошли от института через площадку, засаженную кустиками, — к домам.

Мы вернулись на второй этаж, немного поговорили с нашими, потом зашли в пустую аудиторию. Здесь тоже, как и везде, стояло солнце. Окна закрыты, жара. Мне нравилась Н. Я любил её, и она это знала. Раньше мы встречались какое-то время после института, потом всё реже и реже. Я обнял её, и так мы посидели недолго.

— Заложи дверь стулом, — предложила она.

Я так и сделал: просунул ножку стула в дверную ручку, — а она сняла туфли, сняла колготки с трусами и села на край стола, разложив позади себя широкую юбку. Я подошёл, она обхватила меня ногами.

— Хм… ой, как здорово… — Она была довольна и жмурилась. — Правда, хорошо? Тебе тоже? —

— Я всегда это знала, — мурлыкнула она, одеваясь. Потом достала из сумочки круглое зеркальце. — Почему ты совсем перестал звонить? сколько лет уже не звонил мне?

— Да много… Не знаю, я как-то…

— А курить здесь можно?.. — Она вынула сигареты и зажигалку, я раскрыл окно.

Ветер летал бесшумными тёплыми волнами, раскачивая кусты и лес вдали между домами.

— Конечно, мы не будем ничего сдавать, — сказала она, фыркая и пуская дым решительно. — Всё равно ничего не знаем… Придумали муру какую-то!.. Почему мы должны? это же смешно… Пойдём сейчас к Светке на пироги. Пойдём? У неё и выпить что-нибудь припасено, я уверена.

Я посмотрел на свою зачётку. Это была моя старая зачётка, так и хранившаяся в институте пятнадцать лет.

— Да нет, я всё же пойду на экзамен, — решил я.

— Пойдёшь?

— Угу…

— Ну смотри… Ладно, я тогда пошла к детям. Если хочешь, приходи туда. Светка будет рада. — Она начеркала адрес на бумажке и сунула мне. — Придёшь?

— Вряд ли, — сказал я. — Я тебе позвоню…

— Я в этом не сомневаюсь, — засмеялась она. — Лет через десять позвонишь, куда ж ты денешься… Ладно, пока, — загасила сигарету о подоконник, потом поцеловала меня, подхватила сумочку и пошла.

Дёрнула стул, распахнула дверь. Я вышел следом.

Оказалось, что мы провели с ней больше часа, и в коридоре уже не было никого. Я заглянул туда, где шёл экзамен. Олевский всё ещё сидел: он читал газету. Невдалеке от него я увидел женщину, в которой не сразу признал нашу отличницу, Олю Костюкову. Она одна оставалась: сидела и мучилась с билетом. Она всегда получала пятёрки. На первых курсах справлялась легко благодаря прилежанию, а потом, помню, она стала заметно отставать, недопонимать. Но всё равно не сдавалась до конца — так и получила красный диплом. Олевскому, видимо, надоело её ждать, и он нарочно закрылся газетным разворотом, чтобы дать ей возможность списать. И было видно, что она держит тетрадь на коленях: лицо залито краской, как у девочки. Олевский обернулся ко мне.