София Блейк - Невеста. Шлюха

Доктор пообещал. Я засунула в сумочку драгоценные лекарства, и мы ушли. Мне было тоскливо и плохо, как и большинству из нас перед абортом, но, вместо благодарности я спросила у Вадима, сколько я ему должна.

— В жизни не рассчитаешься, — хмуро усмехнулся он, сказал, что опаздывает на работу, и убежал.

Признаться, у меня было какое–то звериное желание спрятаться, уехать к маме в Полесск, но здравый смысл тут же подавил эту бредовую идею. Вместо этого я с телеграфа позвонила маме в школу, и мы проговорили с ней, пока не закончились монеты. На прощание она поздравила меня с наступающим совершеннолетием, и я только в этот момент вспомнила, что завтра день мудрой святой Софии, давшей мне имя. А ведь могла и забыть, и оказалось, что только один человек на свете помнит о том, когда я родилась… Когда не станет мамы, об этом забудут все.

И я сама забуду, потому что меня как бы и не было, если об этом никто не вспомнит, и лишь мои губы, мою походку и мою кожу будут вспоминать несколько клиентов, которым я понравилась, и они, старея, будут перелистывать приятные странички альбомов их жизней, и в момент, когда опустятся их веки, я возникну далекой сладкой вспышкой молодого оргазма и — выполню свое последнее на свете предназначение. Или все будет по-другому, и это их взнос в мою копилку позволит в один прекрасный — поистине прекрасный — день исполниться чему–то важному, о чем я еще не знаю, но чего очень сильно хочу? Пусть мои мысли циничны и кажутся временами низменными. Я читала, что высокие идеи и мысли внушают пустоголовой толпе перед каждым кровопролитием на Земле. Так что обойдусь–ка я моими недалекими мыслишками — вдруг они приведут к чему–то, наоборот, высокому и прекрасному.

Состоит из двух частей: непосредственно изъятия плода и чистки. Если первую часть я почти не помню, то вторая была мучительна, как мне и не снилось. Мне вкололи дополнительную дозу анестезирующего препарата, но почему–то это слабо помогало. Когда я, покрытая испариной, бледная, потерявшая много крови, оказалась в общей палате, бабы постарше стали меня утешать, рассказывая о своих бесчисленных абортах и выкидышах. Оказалось, что у всех у них, кроме одной, были уже дети, и в большинстве взрослые. Здесь, в абортарии, женщины делились самыми интимными подробностями, поддерживали друг друга, зная, что они должны быть добры к своим сестрам перед натиском сумасшедшего мира, который воплощался в бесовских образах мужиков с огромными железными хуями, щипцами, топорами, ножами, скальпелями, скребками, яро наседающих на зареванную Богоматерь с младенцем на руках. Бесы требовали удовлетворить их похоть, любой ценой, в любом месте, а удовлетворенные, хохотали над Богоматерью и вразвалку уходили дальше — жрать водку и молодецки глумиться над стонами своих невест…

— Ты стонешь во сне, — бледное лицо Вадима торчит над белым воротничком. Вдобавок на его плечи наброшен белый халат.

— Ты не хотел бы стать человеком в белом халате? — несет меня еще сонная волна. — Помогать людям, спасать жизни, разве это не прекрасно?

— Ты в порядке, — улыбается Вадим. — Я тут принес гранатовый сок, он восстанавливает гемоглобин в крови.

— Я знаю, — произносит мой пересохший рот. — Мой папа умер от лейкемии. Радиоактивные изотопы расщепляют гемоглобин. Даже сок не помогает.

— Не умничай, — говорит Вадим. — Выпей, у тебя губы потрескались.

Я пью, полбанки сока в один глоток, и удивляюсь, как в меня столько влезает. В туалете меняю размокшую от крови прокладку, потом одеваюсь. Врач заверяет, что все прошло успешно, и Вадим дает ему денег. Я замечаю, что многие мои клиенты дарят чаевые примерно с такой же барской миной на лице.

— Доктор, — спрашиваю, — когда можно приступать к интимной жизни?

— Дорогуша, и не думай об этом, пока хоть немного идет кровь, — лыбится врач. — Если не перестанет за десять дней — прошу ко мне на осмотр.

— А может не перестать? — вдруг приходят на ум бабские россказни из палаты, о том, что после неудачного аборта некоторые утрачивают способность к рождению.

— Не волнуйся раньше времени, — пожимает плечами доктор. — Если что — я здесь.

На улице было слякотно и зябко, а, может быть, я мерзла от потери крови. Вадим поймал такси, и поехали мы с ним на Покровскую гору, где недавно открылся новый ресторан в народном стиле.

Он заказал бутылку красного вина, салаты и запеченную в горшочке свинину, а я выбрала жаркое по-брянски. В детстве родители брали меня в рестораны, в основном, на отдыхе, в Крыму и в Ленинграде, но с мужчиной это был первый раз в моей жизни, ведь не считать же ресторанами забегаловки, где я оказывалась в компаниях Мишки, Потапа и Лешего. Я постепенно согревалась, обмениваясь ничего не значащими словами с моим спутником. Потом обнаружила, что у меня не совсем в порядке маникюр, и мне стало неуютно. Потом принесли главные блюда.