Анхела Бесерра - Неподвластная времени

— Мазарин...

17

Вечером на Елисейских Полях собралась огромная толпа художников, критиков и просто любопытных, но за оцепление, туда, где были выставлены невиданные скульптуры, пускали только избранных. Среди шумной публики, явившейся на модное мероприятие лишний раз продемонстрировать внешний лоск и внутреннее убожество, оказалось немало знаменитых представителей богемы. Наточившие перья и клыки критики рыскали в поисках малейшего огреха, едва заметного просчета автора, чтобы разразиться едкими комментариями. Пресса, радио и телевидение, вооруженные диктофонами, видеокамерами и фотоаппаратами, самозабвенно снимали, записывали и щелкали все, что попадалось им на пути. Чопорные миллионеры тащили за собой разодетых спутниц. И все без исключения ждали триумфального прибытия четы великих творцов.

Через десять минут, когда полиции удалось обуздать уличное движение, собравшихся оглушил топот лошадиных копыт. Со стороны площади Согласия на широкий бульвар вступила кавалькада белоснежных арабских скакунов с развевающимися на ветру гривами; за ними следовал позолоченный мусоровоз, из которого во все стороны разлетались золотистые листовки с названием выставки: "Подлинности".

Выстроившись по сторонам грузовика, всадники шагом сопроводили его до Гран-Пале. Над толпой пронесся вздох изумления.

Из кузова мусоровоза под гром аплодисментов появились Сара Миллер и ее супруг, оба в черном.

Пока художники приветствовали собравшихся и позировали для прессы, сквозь толпу к оцеплению пробралась босая девчонка в черном пальто.

Кадис заметил ее издалека. Бледное личико без тени макияжа казалось до боли юным и чистым. Из-под черного берета выбивались локоны цвета меда, глаза, похожие на две золотые монеты, лучились нежностью и лукавством.

Репортеры и фотографы окружили Сару и Кадиса плотным кольцом, вопросы сыпались со всех сторон, не давая перевести дух.

— Как вы относитесь к творчеству своей жены?

Чья-то камера загородила Мазарин. Кадис отстранил объектив и начал пробираться к девушке, не сводя глаз с ее босых ног.

— Вы склонны рассматривать выставку как политический протест?

Какого дьявола она здесь делает?

— Ее можно считать призывом к бунту?

Какая она красивая... И как она здесь не вовремя.

— Ваше молчание означает согласие?

Кадис не отводил от Мазарин острого, внимательного взгляда. Он укорял свою ученицу, безмолвно приказывал ей уйти...

— Не собираетесь ли вы обратиться в своем творчестве к судьбе городских маргиналов?

Нет, пусть остается, только близко не подходит. Просто знать, что она где-то здесь...

— Не кажется ли вам, что недавние волнения на окраине города можно как-то соотнести с проблематикой экспозиции?

Сара шептала что-то ему на ухо, но Кадис не слышал. Мазарин целиком завладела его сознанием. Бурное море в ее глазах, гладкая кожа ее босых ног...

— Кадис, могу я узнать, что с тобой творится? — поинтересовалась Сара, улучив момент, когда напор прессы немного ослаб. Опомнившись, Кадис крепко сжал руку жены, намереваясь поскорее увести ее подальше от толпы и, само собой, от своей ученицы.

— Здесь слишком много народу. Пора забраться внутрь. Мне явно не повредит двойное виски.

Мазарин жадно разглядывала Сару Миллер. Законная супруга Кадиса, героиня стольких книг и журнальных статей, настоящая знаменитость, женщина, каждую ночь засыпавшая подле ее кумира, стояла в двух шагах от нее. Эта женщина делила с Кадисом все, кроме радости. Мазарин с горечью признала, что ее соперница не просто красива: она излучала талант и внутреннюю силу.

На мгновение их взгляды скрестились, и Сара холодно улыбнулась девушке. Мазарин ответила на улыбку, искоса посмотрев на учителя, чтобы напомнить себе, ради кого она сюда пришла.

Знаменитая чета растворилась в толпе репортеров, гостей и критиков, а Мазарин снова осталась совсем одна.

В небе сгущались тучи, и зеваки, осознавшие, что ничего интересного больше не произойдет, постепенно начали расходиться. Внезапно запахло дождем, и густые облака рассекли первые молнии. Девушка не двигалась с места, продолжая глядеть на дверь, за которой исчезли Кадис и Сара Миллер. Ее ступни затекли от усталости и холода.

Мазарин не собиралась уходить. Ей хотелось снова увидеть Кадиса, ощутить его присутствие. Приблизиться к нему, сделаться ему необходимой и за пределами студии.