Владимир Лидский - Русский садизм

Ну, а дальше, Господи, Тебе и без меня известно, сколь в нашей земле было мучительства и зверства, какие казни, пытки, заговоры и убийства творились небрежением Твоим. Ты звал к милосердию и состраданию, словом пытался замирить убийц, да кто ж Тебя слушал, кто внимал Твоим увещеваниям? Ну, эти ладно, дикари, рвали княжеские глотки за жирные куски, а что сказать о тех якобы борцах за справедливость, которые тьму жизней извели да особым мучительством прославились? О Болотникове, например, о Разине, о Пугачеве?

Почему, кстати, звери эти с непамятных времен почитаются у нас как герои? Отчего памятники им стоят по городам и весям? До чего ж дошло безумие народное — чтить упырей! Не за народ они лезли в драку, не за народ рубились; бред этот внушают нам историки-борзописцы!

Давай, Боже, заглянем за спину Болотникову. Что видим? Отрепьева и других самозванцев, коих трудно пересчитать. Алчных бояр и дворян, в вожделении гипнотизирующих русский трон, и злобного старикашку Шуйского, выигравшего, в конце концов, тяжелую многоходовую партию. И кем был Болотников в этой хитрой партии? Пешкой, всего лишь пешкой. Понятное дело, пешка имела амбиции ферзя и вела себя, как подобает истинным вождям и завоевателям. Сначала рассылала грамотки с призывом к черни грабить, а лучше убивать, потом и сама к делу перешла.

А Разин? Народный-то заступник? Тоже мне, русский Робин Гуд! Просто бандит и кровопийца, попутно мстивший за своего казненного брата. Кому было выгодно сделать его бескорыстным борцом за грядущее счастье человечества? Такому же кровопийце, кстати, как и Разин, обиженному казнью брата. Он пошел другим путем — в смысле масштаба разрушений, которые были в тысячи раз сокрушительнее, чем при Разине. И о преемственности своей не забыл: одним из первых памятников после семнадцатого года должен был стать памятник Степану Разину. Не дай соврать мне, Боже, подтверди: сначала Разин убивал и грабил на волжских берегах, потом, польстившись на заграничное тряпье, двинулся в Иран, где устроил дичайшую резню. Разнес в щепки Фарабат, захватил шахские хоромы, пленил и, само собой, насильно отымел ту самую княжну, которую впоследствии утопил. Вот тебе и знамя пионерии! В его шайке, которая насчитывала тысячи бойцов, собрался весь сброд, вся каторжная муть, вся преступная пена, которая только могла стечь в эту помойную яму с бескрайних российских берегов. Он мне атамана Григорьева напомнил, те же манеры и ухватки, так же любил внешние эффекты. В Астрахань он триумфально вошел под белыми шелковыми парусами, совсем как батько в Одессу — на белом скакуне. Да и садистом Степан Тимофеевич был не меньшим. Царицынского воеводу замучил до смерти, а потом по своей привычке еще и утопил. Астраханского воеводу долго пытал, после чего столкнул с крепостной стены в глубокий ров.

То же самое и Пугачев. Вечный нарушитель армейской дисциплины, без конца наказуемый то плетью, то кнутом, впоследствии уголовник, неоднократно уходивший из-под стражи, и вдруг возомнивший себя «амператором» российским. Таких, как он, умников примерно в одно с ним время насчитывалось больше двух десятков; то ли время было смутное, то ли самозванство у нашего народа впереди разума и разум затемняет… Пугачев оказался самым решительным и последовательным в отстаивании своего самозванства, сумел сплотить вокруг себя тысячи люмпенов и маргиналов и, естественно, не остановился перед кровью. Кто еще из фальшивых Иоаннов Антоновичей, Петров II или Петров III сумел пустить большую кровь? Никто, только наш Емеля с чувством подпалил Казань и со сладострастием грабил обывателей. А тех, кто не хотел миром расставаться с собственностью, нажитой непосильным трудом, убивал. Пугачев лично призывал к расправам, само собой, — внесудебным. Короче говоря, Тебе, Господи, и без меня все известно.

Ни у кого из этих общеизвестных дегустаторов народной крови не было ни чистых помыслов, ни уважения к народу, никто из них не был бессребреником. Деньги и власть — главные их стимулы.

А Ермак Тимофеевич? Нужна нам была колонизация Сибири путем истребления аборигенов? Нужна, нужна, — кричат ура-патриоты, правильно поливал Ермак дикарей свинцом, на кой черт им Сибирь? Она русским позарез занадобилась! Кричат и не поминают при этом бандитское прошлое колонизатора. Зачем? Его и Грозный простил, и церковь чтит, и потомки славословят. А как же! Сибирскими дарами мы и посейчас живем…

Много зла натворили светочи истории в охраняемых Тобою, Господи, российских землях, да такого зла, от которого потомки до сих пор кровавою отрыжкой маются. Кто, Боже, достоин быть помянутым еще? Иоанн Четвертый, земли русской собиратель? Петр Алексеевич, реформатор наш великий? Михаил Романов, династический родоначальник, вздернувший при воцарении ни в чем не повинного двухлетнего младенца? Мы все знаем, Господи, что сии водители народа — суть истребители, его привившие жестокосердие потомкам — будущим, якобы, борцам за счастие России. Они дышали ядовитыми парами динамитных мастерских, выхаркивали чахоточные легкие, недоедали и недосыпали, коротая годы в мерзких казематах, и считали, что это дает им право убивать. Они не соглашались считать себя тварями дрожащими, узурпировали право распоряжаться человеческими судьбами и, обокрав Тебя, Господи, дерзнули потеснить Тебя на Твоем Престоле!