Жанна Голубицкая - Записки брюнетки

— Верю, — снова соглашаюсь я. Чисто по-женски я понимаю Риту. Когда в деле замешана любовь (и неважно чья — твоя или близких), женщины нередко действуют интуитивно, ослепленные одним желанием… А вот какое это желание — доставить наслаждение или причинить боль — увы, зависит от того, что с нами сделали те, кого мы любим.

— Езжайте в поля! — махнула Рита Даше, увидев, что та заводит Особенную в леваду.

Даша снова с сомнением уставилась на Риту: обычно в поля выезжают «сменой», а это не менее пяти всадников. В большой смене легче удержать лошадь, если ей вздумается «нести» — мчаться по собственному настроению и направлению, не слушаясь команд всадника и инструктора. Чем больше смена, тем безопаснее верховая прогулка. Вдвоем в полях — почти так же опасно как одному. В одиночестве гарцуют по открытому пространству только очень опытные наездники. И Даша, конечно, понимала: если Особенная начнет «козлить» в полях, даже опытный инструктор едва ли поможет ее наезднику. Но ничего не сказала, она боялась, что Рита нажалуется отцу и тот ее уволит. А Даше нужна была эта работа.

— Я стояла и смотрела, как две фигурки всадниц рысью удаляются в сторону леса. Я ни о чем не думала, — продолжает моя собеседница свою исповедь. — И когда вдруг, откуда ни возьмись, появился отец и с криком «Почему в поля отпустили двоих?» вскочил на Орлика и умчался в сторону леса, я тоже ни о чем не думала. Мне впервые за последние дни стало спокойно и как-то … безразлично!

Я даже не помню через какое время со стороны леса появился отец на Орлике. Его ненаглядная Анна лежала у него поперек седла — как в сказке про похищенную красавицу. За ними ехала Дашка на Балчуге — бледная как полотно. Наверное, они уже вызвали «скорую» с мобильника, потому что она подъехала практически сразу. Оттуда вытащили носилки, на них положили Анну, куда-то звонили все время — помню смутно. Я все это наблюдала как во сне. Только спросила: где Особенная? Ее нигде не было. Слышала только, как Дашка сказала кому-то: «Сбросила, упала на спину, копытом ударила, убежала в лес». Я поняла только, что на спину упала Анна, а все остальное — сбросила, ударила, убежала — сделала моя Особенная, моя умная девочка. Еще я поняла, кому были адресованы сказанные в никуда слова отца: «Я тебе никогда этого не прощу!»

Особенная вернулась сама, часа через три. Она была вся ободранная, в репейниках и еловых иглах, со съехавшим набок седлом — наверное, носилась бесконтрольно по лесу.

Рита аккуратно вычистила ее, накормила и поставила назад в стойло.

— На сегодня мне известно только то, — заканчивает Рита свой рассказ, — что с этой Анной все в порядке. У нее подозревали серьезную травму позвоночника, она три дня пошевелиться не могла. Но все обошлось, это вроде как просто шок был. Отделалась ушибами и небольшим сотрясом. Могу сказать одно: среди наездников куда страшнее травмы случаются — и ничего, живы, возвращаются в седло. Слышала, что богатые родители собираются увезти любимую дочурку куда-то в Швейцарию на реабилитацию. Ну туда ей и дорожка! Отца я с тех пор не видела, он куда-то ухал. Может, под окнами палаты своей Анны ночует, я не знаю. Но самое обидное, что мать со мной не разговаривает. Она, как узнала, какая лошадь и кого скинула, только и сказала: «Это не могло быть случайностью!» Она же всех лошадей не хуже моего знает. С тех пор вот неделю, как вообще молчит… Скажи честно: ты считаешь, что я виновата?

— А ты не боишься, что Анна подаст в суд? — отвечаю я вопросом на вопрос.

— Нет, не боюсь, — уверенно отвечает Рита. — У нас все клиенты, перед тем как сесть в седло, подписывают типовую бумагу, что с техникой безопасности ознакомлены и, в случае чего, претензий к прокатчикам не имеют. Лошадь же живое существо. И если неопытная наездница не смогла с ней управиться, кто же в этом виноват? Не можем же мы, в самом деле, отвечать за то, какое у лошади настроение!

— Рит, а можно последний вопрос? — обращаюсь я к Рите, которая закуривает третью сигарету подряд. Я знаю, что курить она начала только неделю назад.

— Спрашивай, — нервно выпускает дым наездница.

— А зачем ты мне все это рассказала?

— Мне показалось, что именно ты поймешь, почему я не чувствую себя виноватой. Веришь, мне ни капли не стыдно за то, что я сделала. Знаешь, у нас, у верховых, есть такая примета. Если какой-то зарвавшийся новичок «теряет берега» — лезет на необъезженного или чужого коня, пытается его подстроить под себя, гарцует и выпендривается перед другими — никто его не останавливает. Как правило, такого всадника конь рано или поздно сбрасывает. Обычно это больно, часто с серьезными травмами. И тогда у упавшего два пути: проявить слабость и навсегда распрощаться с верховой ездой. Или проявить силу воли и вернуться. И если такой всадник возвращается, он всегда приносит торт — тем, кто дал ему упасть. В благодарность за науку и в знак того, что урок получен и осознан. Мы, конники, называем это «падением на будущее». Я, конечно, уверена, что эта Анна — слабая и не вернется на конюшню никогда. А даже если и вернется с тортом, теперь она на всю жизнь усвоит: чужого коня без спросу не седлают.