Владимир Шинкарев - Конец митьков

В четвертой и пятой части книга «Митьки» сделала угрожающий крен в сторону от Мити, он упоминается там по паре раз. Я бы этого и не заметил, да Митя сильно закручинился. Он упрекал с тоскливым недоумением: «Опять про Фила? Про Флореныча? Горяева зачем-то приплел... Ты понимаешь, что это никому не интересно? Про меня пиши!» (Наконец исполню его наказ: «Конец митьков» уже не про митьков, а почти исключительно про Митю.) В его интонации угадывалось настоящее отчаянье и намек на мою недобросовестность, словно я нанят его раскручивать, а сам отвлекаюсь и глазею по сторонам.

Чтобы сделать братку приятное, в последующих главах пришлось постараться вновь, местами несколько искусственно, привязывать все ситуации и байки к Дмитрию Шагину — но в Мите появилось недоверие. Он уже считал «Митьков» своим имуществом — а вдруг текст снова занесет куда-то в сторону? Хотя понятно, что само употребление слова «митьки» автоматически повышает CRN Дмитрия Шатана, капает и капает на счет, но без второстепенных персонажей счет будет пополняться быстрее. Разбазаривать СКЫ на статистов глупо, ведь «в будущее возьмут не всех, а только особо нажористых». (Честь изобретения этого лозунга следует признать за Митей, Илье Кабакову принадлежит только первая половина.)

Счет пополняется день и ночь — ведь над великим движением митьков никогда не заходит солнце, — но удивительно, как Митя в любых обстоятельствах не упускает и по зернышку клевать. Проведите эксперимент, попробуйте в присутствии Мити сделать пейзажную фотографию. Инстинкт сработает мгновенно, вы будете поражены ловкостью и подвижностью Мити: центром композиции обязательно окажется Дмитрий Шагин.

В бесчисленных Митиных интервью задушевно имитируется коллективизм: «мы, митьки», но по именам называются только широко известные люди: Арефьев, Никита Михалков, Гребенщиков — ясно, что в этом случае свой CRN не разжижается, а даже возрастает. Никогда не упоминаются имена рядовых митьков, разве что про меня или Флоренского журналист спросит, тут уж некуда деваться, но желаемую пропорцию установить можно.

Вот, перечитывая прессу о митьках, нашел журнал «Время СПб» за 2000 год, с творческим отчетом об очередном набеге на Нью-Йорк. Вообще-то на рубеже веков хороший был период для группы художников «Митьки»: все устаканилось, у каждого своя сфера деятельности, общих дел почти не осталось. Мемориальная фаза, группа вышла на заслуженную пенсию: «От былого величия остаются только воспоминания, а после того как происходит забвение традиций прошлого, цикл развития полностью завершается» (Л.Н. Гумилев). За высокий индекс узнаваемости слова «митьки» получено от правительства обширное помещение, так называемая «митьковская ставка», и у Дмитрия Шагина нет и тени тревоги, что я каким-либо образом претендую совладеть ею. Впрочем, обо всем этом речь впереди, хочу только отметить, что это был последний относительно безоблачный период наших отношений. Так вот, вернулись мы с Митей из Нью-Йорка и журнал «Время СПб» попросил материал — я написал статью «Митьки в Нью-Йорке», а Митя взялся предоставить фотографии, иллюстрирующие статью. Удивительно мне было, откуда он возьмет фотографии, — но он клялся, что их полно.

Когда я пришел сдать статью, редактор посетовал: жаль, коротко, на разворот маловато материала.

— Так дайте больше фотографий.

— Странные они...

Я взглянул на фотографии. Их было немало: шестнадцать штук. Две маленькие и смазанные изображали толпу туристов на темном дворе и улицу с невыразительными новостройками. В толпе туристов, зная обстоятельства съемки, я смог различить себя и Митю, а улицу, больше всего похожую на проспект Космонавтов, опознать не смог. Четырнадцать больших, качественных и высокохудожественных фотографий изображали Дмитрия Шагина в полный рост, выплясывающего на песчаном берегу. (Замечательный фотограф Паша Антонов сделал с нас по серии фотографий.)

Глядя на две маленькие, совершенно непригодные для полиграфии фотографии, я был тронут тем, что Митя все-таки привязан ко мне, дорожит нашими текущими хорошими отношениями. Эти две фотографии были положены персонально для меня, для того, чтобы Митя мог утешить вечно чем-нибудь недовольного товарища. Хочется ведь иногда не отбрехиваться по-митьковски: «Послушай, Шарапов, не распускай сопли! Здесь МУР, а не институт благородных девиц!» Хочется иногда сказать чистую благородную правду: «Ты что ж, думаешь, я одни свои фотографии дал? Вот ты как про братка своего... Да я им много разных дал: с тобой, с пейзажами нью-йоркскими. Но они выбрали со мной...»