Герман Кох - Ужин

— У нас проблема, — сказала Клэр.

Я промолчал, лишь кивнув в знак согласия.

— С твоим братом, — уточнила Клэр.

Я ждал продолжения, но она, наверно, посчитала, что наше общение в вертикальном положении и так затянулось, и, проскользнув между мной и столом, опустилась на стул рядом с плачущей Бабеттой.

— Вы всем довольны?

Я обернулся и увидел лицо мужчины в белой водолазке. Тонио! Поскольку Серж снова занял место за столиком, а я еще стоял, он, по-видимому, решил сначала обратиться ко мне. В его осанке было что-то заискивающее — и вовсе не потому, что он был на голову ниже меня, — он стоял, подавшись всем телом вперед, сложив перед собой руки и склонив голову набок, так что его глаза смотрели на меня снизу наискось.

— Я слышал, что у вас трудности с выбором десерта, — сказал он. — Мы хотели бы предложить вам альтернативный десерт на ваш вкус.

— Тоже от заведения? — спросил я.

— Простите?

Владелец ресторана был практически лысым, оставшиеся седые волоски возле ушей были аккуратно подстрижены, и перебравшая солнца голова торчала из ворота белой водолазки, как голова черепахи из панциря.

Мне еще раньше, при появлении Сержа и Бабетты, показалось, что он мне кого-то напоминает, и вдруг меня осенило. Много лет назад в соседнем доме на нашей улице жил такой же мастер подольститься. Ростом, помнится, пониже Тонио, холостой. Как-то вечером Мишел, которому тогда было лет восемь, вернулся домой со стопкой грампластинок и спросил, есть ли у нас проигрыватель.

— Откуда у тебя эти пластинки? — поинтересовался я.

— Господин Брейдфелд подарил, — ответил Мишел. — У него их штук пятьсот!

У меня не сразу увязалось лицо низкорослого одинокого мужчины, живущего по соседству, с фамилией Брейдфелд. По словам Мишела, мальчишки из нашей округи часто захаживали к нему в гости послушать пластинки.

Я помню, как в висках застучало — сначала от страха, а потом от злости. Стараясь не повышать голоса, я спросил Мишела, чем занимается господин Брейдфелд, пока мальчики слушают пластинки.

— Ничем особенным. Мы сидим на диване. Он всегда угощает нас орешками, чипсами и кока-колой.

В тот вечер, когда стемнело, я позвонил в дверь господина Брейдфелда. Не спрашивая разрешения войти, я оттолкнул его в сторону и ринулся прямо в его гостиную. Окна были уже занавешены.

Несколько недель спустя господин Брейдфелд сменил место жительства. Последнее воспоминание о том времени: соседские дети роются в коробках с разбитыми грампластинками, надеясь найти что-нибудь целое. За день до своего переезда господин Брейдфелд выставил коробки на крыльцо.

Глядя на Тонио, я ухватился одной рукой за спинку стула.

— Пошел вон, извращенец! — сказал я. — Проваливай, иначе я за себя не ручаюсь.

Серж откашлялся и, поставив локти на стол, по обеим сторонам от своего десерта, соединил кончики пальцев.

— Мы все знаем, что произошло, — сказал он. — Факты налицо.

Он посмотрел на Клэр, потом на Бабетту, уже прекратившую плакать, но все еще прижимающую кончик салфетки к щеке под темными очками.

— Паул? — Он озабоченно повернулся ко мне. Не знаю, однако, была ли эта озабоченность искренней или наигранной.

— Да, что? — спросил я.

— Я полагаю, что ты тоже в курсе всех фактов?

Всех фактов. Я едва сдержал улыбку и посмотрел на Клэр.

— Конечно, — сказал я. — Вопрос — что именно понимать под фактами.

— Мы к этому еще вернемся. Сейчас главное — наши действия. Как мы обо всем расскажем.

Сначала я подумал, что ослышался, и снова посмотрел на Клэр. «У нас проблема», — сказала она несколько минут назад. «Теперь понимаешь?» — спрашивал ее взгляд.

— Подожди-ка, — сказал я.

— Паул. — Серж накрыл рукой мою ладонь. — Пожалуйста, позволь мне договорить. Придет и твоя очередь.

Гости за соседними столиками снова склонились над тарелками, но на открытой кухне было неспокойно. Три официантки окружили Тонио и метрдотеля, которые хоть и не смотрели в нашу сторону, но, готов поспорить на свой сырный десерт, обсуждали нас, то есть меня.

— Мы с Бабеттой говорили сегодня с Риком, — сказал Серж. — У нас сложилось впечатление, что Рик безумно страдает и несказанно сожалеет о содеянном. Он буквально не спит ночами. Плохо выглядит. Плохо учится.

Я снова было открыл рот, но сдержался. По тону моего брата я почувствовал, что тот пытался выгородить своего сынка. Рик не спит. Рик плохо выглядит. Рику очень жаль. Нам с Клэр следовало вступиться за Мишела. Но что мы могли сказать? Что Мишелу тоже жаль? Что он выглядит еще хуже Рика?