Геннадий Баннов - За огнями маяков

— Перешли вы мне дорогу… — И, пошатываясь, пошел в общежитие.

Какое это освобождение от лямки — передача группы мастеру Кучину! Олег поправляет на себе и натягивает сшитый в мастерской пиджак. Вздыхает: «Нет, я еще не наставник в полной мере. Вот как мне быть с этим Ларионовым? Угораздило-то его, лентяя, влюбиться в красавицу Верочку…»

Гоша соглашается, но не совсем:

— Не обращай внимания на этого Ларионова. Да можно и поговорить: куда, мол, тебе до нее: хотя и с шевелюрой, но не по своей харе выбираешь… А насчет свободы — это ты правильно сказал. Только директор Москальцов о тебе не зря печется: дает приработать дополнительно к зарплате. Он, гляди, и еще что-нибудь надумает.

Гоша говорит без зависти: любит друга, радуется за него. Почистив туфли, Олег потягивается.

— Ну, пора выходить. До столовой еще пока дойдешь.

— Выходить, так выходить. — Гоша оправляет на себе новую, купленную в Южном, рубашку, одевает пиджак, шинель.

Идут сквозь сетку падающего снега, он набухает на плечах, нависает на шапке и на бровях. Идут, наклоняясь к встречному ветру, но шаг нетороплив, размерен, как и положено в праздничный вечер. В прихожем тамбуре столовой отряхиваются от снега, входят. Разноцветными огнями горит наряженная елка. В зале разодетая публика; сбившись в небольшие группы, гости ведут беседу, входящих приветствуют и опоздавших, и задержавшихся, среди которых оказался и сам директор Иван Кузьмич с супругой. Пришел холостяк Миша с баяном. Мастер Терентьев забрал у него баян, тут же заиграл. Он такой. Бывший военный моряк, любит и требует от ребят полного порядка, чтоб койки были заправлены, как по линейке. Чтоб сами были готовы к урокам. Когда в общежитии дежурит, играет на баяне и улыбается, ребята слушают с удовольствием. Легко и быстро проходят мимо или, остановившись, соблюдая такт, о чем-нибудь спрашивают. Казалось бы, мелочь — баян-то, а задумываются. Он заиграл вальс «Дунайские волны» — женщины, девушки встали, закружились. Гоша, к Олегову удивлению, пригласил толстушку Свету из бухгалтерии и довольно сносно стал танцевать.

Стоя во главе стола, директор Москальцов подал команду:

— Всем садиться! — И повторил: — Я сказал: садиться! Я хозяин здесь или не хозяин? — спросил, оглядываясь налево-направо. Послал Женю Егорченко, оторвав его от смуглой, худощавой супруги, бухгалтерши, остановить «всякую неорганизованную музыку». Стали занимать места за длинным столом, составленным из множества квадратных столиков, накрытых белыми скатертями.

Тут явились Вена Калашников с женой, явно опоздавшие, и вызвали, к неудовольствию директора, дополнительное оживление, особенно мужской половины. Усатый и кудрявый Борух Талалай вскочил и, в шутку ли, всерьез ли, стал помогать женщине раздеваться. Она сняла валенки, одела туфли на высоком каблуке и огладила на себе легкую, красивую голубую кофточку и черную юбку. Посмотрелась в зеркало, прибрала рассыпавшиеся светлые волосы. И все, готова. Отмахнулась от надоевшего ей усатого Талалая и, подтолкнув своего благоверного, вместе с ним направилась к столу. Заняла свободное место рядом с Олегом и Гошей.

— Здравствуйте, молодые люди! — негромко поприветствовала она.

— Ну, что, все собрались или еще кого подождем? — спросил стоящий во главе стола директор училища. Он был в темно-синем костюме и белой рубашке с галстуком. — Ну, начинаем. Собираемся мы последний раз в этом году: через три, нет, — посмотрел на часы, — даже через два с половиной часа будем встречать Новый год. Пятидесятый. А что он нам принесет? Интересно бы знать. Но поживем — увидим. Похоже, наша жизнь еще улучшится, как улучшается каждый год: в марте опять снизятся цены на продукты питания и промтовары. А зарплата? У приезжих она определенно повысится, на десять процентов пока… И другим, наверно, прибавят, — помолчал. Продолжал говорить о делах, о работе. — Наше училище становится заметным, видным в городе: молодежь к нам тянется со всего города. Это она на наши вечера и на наши соревнования. Тут уж надо отдать должное нашим молодым специалистам, в первую очередь — Сибирцеву Олегу Ивановичу.

Олег пошевельнулся, сел прямее: неудобно стало сидеть…

— Ну, это уж я начал говорить, как жили мы в уходящем году. Работали мы хорошо. Серьезных нарушений дисциплины не было ни со стороны учащихся, ни со стороны работников. Не будем уж говорить о прошлогодних потерях. И о мелочах не будем… — Директор при этом посмотрел на пожилого мастера группы судовых механиков Первоткина.