Геннадий Баннов - За огнями маяков

Посмотрев на часы, Иван Кузьмич наполнил себе стакан и, предложив то же самое сделать присутствующим, поднялся над своим руководящим местом, выпил за наступающий Новый год. Включили радиоприемник — завершались удары кремлевских часов.

— Ур-ра-а! — вразнобой закричали гости.

— Ур-ра-а-а! — раздавались восклицания по залу.

Миша заиграл на баяне туш, молодежь взялась за шампанское, захлопали пробки, подняли стаканы. Закусив, народ сразу поднялся, стал собираться на улицу. Пошли к спуску, на обледеневшую горку, занесенную свежим снежком. Гоша со Светой поскользнулись на горке, упали, покатились, оглашая Вселенную визгом и хохотом. За ними стоя, с не меньшим хохотом — Гена Седов и Машенька. И Тоня с Олегом, и Семен с Борухом Талалаем, и те, которые постарше и посолиднее, тоже бухнулись на прираздвинутый на льду снег, и все, смеясь, покатились.

На горку между тем тянулись люди, на простор, где звонкое веселье лилось через край. Незнакомые и чужие обнимались и вместе скатывались. Люди исходили невиданной радостью, будто этот Новый год — бог знает, какое чудо!

Незнакомая Олегу особа схватила его за плечи, тоже увлекла на горку, и оба со смехом бухнулись посреди груды таких же хохочущих, и в общей массе понеслись вниз.

Авенир Калашников в обнимку с какой-то девушкой и Семен с его женой Тоней налетели на них, встающих, со всей скорости снова сбили. И еще, черт те кто налетел — образовалась гогочущая и визжащая куча-мала, в которой не разобрать, где руки, где ноги, и вообще — кто есть кто: Тоня Калашникова со смехом оторвала Олега от незнакомки, повисла на его шее, заняла все внимание.

Поварихи с кухни предупредили публику, чтобы те не уходили далеко и обязательно возвратились обратно: будет подано очередное блюдо — жареная баранина. Сейчас одна из них пришла сюда с приглашением и в этой снежной кутерьме растерянно искала «своих».

Жареная баранина — это здорово. Олегу очень хотелось баранины, но какое-то жгучее чувство потянуло его в сторону. Пошел на берег моря, откуда из кромешной тьмы доносился какой-то неясный гул. Вышел на высокий берег, спустился, миновал судоремонтные мастерские, подошел к ледяной кромке берега. Постоял, послушал, как волна ударяет и, шипя, скатывается обратно в море; поглядел, как по блестящему, вылизанному водой льду катится пена, и, блестя, по-своему, рыхло и волнообразно отражается лунный свет. Неясными очертаниями темнеет стоящий у берега, отбивающийся от вечных волн корабль. Явившийся из прошлого, надолго он здесь обосновался, «Михаил» этот. Стоит он, лежит ли, но служит верной приметой города Александровска.

Итак, пятидесятый! Наступил! Середина века! Встретили! А что же, ну, что ждет впереди?. Каким событием возрадуют оставшиеся пятьдесят лет двадцатого века? Что еще предстоит, кроме отвратительной, подлой этой войны с немцами, отобравшей и детство, и юность, и зрелость целого поколения, уничтожившей творческих людей. Цвет нации.

На Большой Земле, конечно, еще не встретили Новый год. Мама, папа, сестренка Шура, маленький Толик — как они там? А Лена в Москве, живет в общежитии. Что она? Как она? Задумался… Неудержимо потянуло домой, в пустую комнатку с настольной лампой, с чистым листом бумаги…

А Гоша, оказывается, уже дома. Пьяненький. Держит в руках письмо, туда-сюда поворачивает. Пришла почта.

И письмо! Заставил-таки сплясать… С обратным адресом, с штемпелем, как положено. Авиапочтой, шло недолго. Как это кстати, к Новому году — вот это подарок!

Гоша радуется не меньше, цветет, как майская роза, и держит в руках… еще письмо! Получил из Южного, от Люды. Ах ты, тихоня!

— Погоди, не распечатывай, — Гоша придержал Олега. Подведем итоги вечера. Ты почему не вернулся в столовую? Ведь повара звали. Там еще и питье осталось, кстати.

— Да так, тоска обуяла, пошел к проливу. Но ведь и ты тоже?

— Я-то вернулся, выпил, закусил. Но я чувствовал, что пришла почта и есть письмо… — Одно письмо он протянул вспыхнувшему от радости Олегу. — Ладно, давай читать. И сейчас же отпишем.

Свет от настольной лампы теперь придется делить на двоих: писать каждому со своего краю.

Радиола смолкла, пошли объявления. Судьи в белом заняли свои места. Свет в зале погашен, остался только на сцене, где установлен ринг. Третий день соревнований, бои начались, внимание зрителей приковано к происходящим на ринге событиям.

Эдуард Грибанов, тоненький, подвижный, выглядит внушительней своего соперника, он постоянно обманывает. Удары его резки и точны. Бой выигрывает с значительным преимуществом.