Сергей Матюшин - Место под облаком

Высокий и обрывистый, песчаный берег Медведицы глухо забран соснами. По другой стороне — покосы, луга, стога, лиственное мелколесье — отрада и надежда охотников. Удивили крупные черемуховые деревья, все в гроздьях аспидных ягод, хотя ничего привлекательного в этой роще не увиделось — густая листва глубокой темной зелени, чернь ягод. Весной роща оказалась совсем иной.

Следующий приезд случился поздней весной. Но это было уже паломничество.

Чьей благотворной воле обязан я, что в тяжелейший день, в «одиночества верховный час», потянуло меня именно сюда, в долину реки Медведицы?

В дальних и тайных закромах моей детской памяти хранится бабушкина молитва «Сугубая ектения», даже всего несколько неполных строчек осталось в этих закромах, очень чисто выскобленных сатанинской проволочной метлой примитивного воспитания. В простой древней мелодии, в бесхитростных и понятных каждому нелукавому словах этого смиренного призыва дивным образом воплотилось все-все, что мне тогда было столь необходимо, чтобы не пасть в отчаянии и бессилии, чтобы не потерять вкус к жизни, чтобы не обрести греховное убеждение в ее бессмысленности и ненужности.

Вряд ли я вспоминал тогда какие-то молитвы. Может быть, это пришло теперь, когда я, спокойный и помнящий, стою на холме перед моей долиной. В тот же момент я, наверное, бессознательно подчинился непреодолимому зову, возникшему в моем существе на ином языке — языке дальнего отзвука, сверхчувственного озарения, а не конкретного воспоминания. И как пробились эти зов и отзвук сквозь серное облако, окутавшее мозг и сердце, почти отравившее душу…

Нелепо возникшие несчастья совершенно неуправляемой лавиной обрушились тогда на меня, и каждый день нужно было ожидать очередного удара, нового унижения. И непоправимое горе, отравляя душу неверием и обессиливающей яростью, уже клубилось вокруг багровым змием, готовое растерзать и проглотить… «Ты ни в чем не виноват, но все же я истреблю тебя, а сначала вкуси мои пытки, познай силу мою и власть…» И опустошила скорбь меня, как душу Иова: «…о, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно верно перетянуло бы песок морей!» Законы роста и расширения этого процесса оказались сокрыты и недоступны моему слабеющему сознанию, я только ежесекундно ощущал воспаленной шкурой безудержное развитие его — так, наверное, бесконечно мучительно гибло в медленном огне тело еретика. Любовь моя, тебе скучно, ты не понимаешь, о чем идет речь, но потерпи, потерпи недолго, я хочу, чтобы ты была свободна от дурных откровений конкретности, именовать зло не всегда обязательно, потому что мистическая, испытательная сущность его, всех вариантов и воплощений, всегда одна, это искушает нас ангел ада, некогда любимец Бога. Не думай, что я был совсем уж нем и безволен. Но моя бешеная, временами истерическая и совершенно непоследовательная деятельность по защите самого себя не приносила никаких желаемых плодов, а наоборот — ухудшала положение, — так барахтающийся в смрадном болоте приближает свою гибель, и сделанный из последних сил необдуманный рывок окончательно приближает смертельную ржавую жижу. У каждого человека есть предел стойкости, и вот я был близок к своему пределу. Я проклинал ночь моего появления на свет и всю эту окаянную жизнь, и уже был готов отречься от нее. Осознание бессмысленности борьбы с судьбой может смирить и успокоить человека, теперь я знаю это, но тогда, в какой-то пограничный момент, уверенность, что борьба бессмысленна, толкала к единственному и последнему выходу, который есть у всякого отчаявшегося человека. Я исчезал как личность, потому что из живого существа, полного надежд и веселья, я превратился в клубок ярости и страха; тело мое, физическая сущность моя еще бунтовали и желали мстить и мстить в ослеплении, но душа уже распадалась, а третье составное, благодаря которому человек во всех условиях все же остается человеком — дух — покинул меня, я превращался в существо брутальное… И вот тогда, в последний пограничный момент и возникло во мне детское воспоминание о молитве, и оно по закону обратной духовной связи придало крепость мышцам и вернуло дух. Да, да, старинные и вдохновенные, веками проверенные человеческие слова надежды и просьбы о милости вспомнились и остановили меня, слова, тихие и смиренные. Может быть, я не вспомнил в тот спасительный час слов о спасении и посещении, но благотворный дух их возник…