Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

— Ну, рассказывай, что случилось! Мы все за тебя так волновались! Куда ты собрался?

— В Тегеран, конечно, — говорит принц, — к своей маме.

— Без ничего? Я имею в виду: без копейки денег?

— Я накопил из карманных денег свыше пятидесяти марок. Ведь господин Хертерих выдает нам каждую пятницу по две марки. И еще я взял с собой молитвенный коврик.

— Но Рашид, милый ты мой, с молитвенным ковриком и пятьюдесятью марками до Тегерана не добраться!

— Я, конечно, знал, что денег мне не хватит, — продолжает Рашид, — но мой дядя, который живет в Каире, очень богат, и я думал, что если доберусь до Каира, то все будет в порядке.

— И до Каира бы ты никогда не добрался!

— Но я уже был в Каире.

— Ты все-таки добрался до Каира! Но как?

— Через Мюнхен, Цюрих и Рим.

— Ничего не понимаю.

Теперь уже маленький принц даже чуть-чуть улыбается:

— Помнишь, на Рождество ты подарил мне книгу о мальчике, который зайцем облетел весь мир, а?

И вправду подарил…

— Рашид!

— Я сделал все, как он. До Франкфурта мне денег хватило. Там я купил хлеба, пару консервных банок и ночью забрался в грузовой отсек самолета, и спрятался там. Это была машина Мюнхен — Цюрих — Рим — Каир.

— И никто тебя не обнаружил?

— Во Франкфурте никто. Все прошло как по маслу. Мне и пришлось-то всего перелезть через два забора из колючей проволоки. Грузовые люки были открыты для проветривания, понимаешь? Машина стояла в ангаре. Там я переночевал в первый раз. Между тысячами бутылок с виски.

— А дальше?

— На следующее утро мы отправились в полет. Догрузили еще пару ящиков. Я старался не дышать, чтобы меня не заметили рабочие. Было ужасно холодно. У меня начался насморк, и я боялся, что начну чихать. — Рашид чихает. — Тогда все было бы кончено. Но я не чихнул. Ни одного разу…

Как только Рашид начал свой рассказ, шеф включал магнитофон. Микрофон, стоящий на столе, закрыт цветочной вазой. Мне виден магнитофон с его вращающимися катушками, а Рашиду — нет.

— Через Мюнхен и Цюрих мы прилетели в Рим. Ночь, когда мы летели в Каир, была самой кошмарной в моей жизни. Страшная непогода! Машину швыряло из стороны в сторону. Я держался за веревку, все время читал суры и думал о своей маме.

— Рашид, но ведь это было чистым безумием! О чем ты думал?

— Я же говорю, что мой дядя, тот что в Каире, богат. Я думал, он даст мне денег, чтобы я мог нормально лететь дальше. И что я не опоздаю ни на час.

— Не опоздаешь?

— Да. К освобождению своей страны. Держась за веревку, я думал о том, как счастлива будет моя мама, когда снова увидит меня! Тебе это непонятно?

— Почему же?

— Ты же сказал, что это безумие. Ты так считаешь?

— Нет. Извини. И что же в Каире?

— На аэродроме все прошло отлично. Я запросто выбрался из самолета. Опять перелез через забор из колючей проволоки. И потом сразу же отправился к дяде на квартиру.

— И что?

— Он был в отъезде. Он, знаешь ли, втянут во все эти политические дела. И тут я попал в ловушку. Эта противная Махда! Если я ее еще раз встречу…

Беззвучно вращаются катушки магнитофона. Шеф курит трубку. Над нами малыши в своем классе поют: «Кто тебя создал, прекрасный лес на горе…»

— Махда?

— Его экономка. Она сказала, чтобы я проходил в квартиру.

— Ты же сказал, что дяди не было дома.

— Но я-то этого не знал! Там сидели два египетских полицейских. Немецкая полиция сообщила по телеграфу, что я, по-видимому, обращусь к дяде. Ну, и они меня забрали.

Обеими руками (с маленькими грязными ноготками) он закрывает лицо, чтобы мы не видели, что он плачет.

Но мы все равно видим, потому что слезы бегут из-под ладоней.

Шеф говорит мне:

— Самолет «Люфтганзы» доставил Рашида назад. Во Франкфурте его поджидали немецкие полицейские.

Шеф вынимает трубку изо рта.

— Рашид высказал просьбу. Я полагаю, что ее надо выполнить. Он просит разрешить ему некоторое время поспать в твоей комнате. С тобой, Ноем и Вольфгангом. Мы могли бы поставить у вас четвертую кровать. Я не против. Вольфганг и Ной — наверняка тоже.

— Знаешь, мне снятся страшные сны, и я кричу во сне, — говорит Рашид, поднимая свое заплаканное лицо. — Но я хотел бы спать в твоей комнате, только при условии, что наверняка не буду тебе в тягость.

— Разумеется, не будешь!

— Тогда я, значит, действительно могу?.. — Он вскакивает, виснет у меня на шее, обнимает, прижимает меня к себе. — Это ненадолго… Только на пару дней, пока не прекратятся кошмары.

— Ладно, ладно, — говорю я. — Хорошо. — Разумеется, малыш.