Агагельды Алланазаров - Жаркое лето Хазара (сборник)

Он помнит, как потом раздавался требовательный голос Дуньи, призывавший внуков к порядку: "А ну, немедленно прекратите! Уже успели намочить одежду, которую вам только что одели?!"

Хасар долго разговаривал с внуками, радуясь их голосам и общению с ними, а потом трубку взяла теща, терпеливо ожидавшая, пока наговорятся малыши.

— Хасар!

— Здравствуйте, дайза! Как вы там?

— Спасибо, хорошо. Только что заходил Арслан джан, говорит, по делам в министерство приезжал… — она хотела сказать: если бы ты позвонил немного раньше, мог бы и с сыном поговорить.

— А как твои дела, сынок? — голос старой женщины дрогнул. Она молчала, потому что ей было трудно говорить.

Потом стала расспрашивать Хасара о матери, брате и его семье. Прощаясь, попросила: — Ты хоть звони иногда! — и снова ее голос дрогнул, в нем появились слезы, дыхание женщины участилось и стало прерывистым.

Пообещав иногда звонить, Хасар распрощался с тещей, он тоже был в расстроенных чувствах. Представил, как огорчил ее этот разговор, как она стоит и вытирает слезы…

Эта неожиданная размолвка дочери с зятем, напряженность в их отношениях тяжело дались матери, которая жила и радовалась их счастью. Она не была в обиде на Хасара, напротив, сердилась на дочь за то, что ее поведение стало причиной их расставания. Матери с самого начала не нравилась работа дочери и ее стремление быстро разбогатеть, то, как вела себя в последнее время Дунья, не могло не расстраивать старую женщину.

До сих пор она, не имея сына, считала своим сыном Хасара, верила, что Господь Бог послал его, чтобы он заменил им с мужем сына. Жила, радуясь счастью дочери, ее дружной семье. Да и разве это не счастье — видеть родителям, как хорошо живет их ребенок? Когда после отъезда Хасара Дунья пришла домой, мать преградила ей путь и не впустила в дом.

— Если Хасар больше сюда не ходок, то и ты не переступишь порог этого дома. Ты не только мужа, ты всех нас променяла на какого-то кобеля!

Разговор с внуками так расстроил Хасара, что он забыл заплатить за разговор и стремительно пошел к выходу.

Уже на самом выходе его догнал ироничный окрик телефонистки:

— Мужчина, вы что же, уходите? А заплатить за разговор не хотите? — Хасар остановился, как вкопанный. "Ой", — воскликнул он и с виноватой улыбкой на лице пошел обратно… Извинился перед девушкой за свою рассеянность и заплатил за разговор.

Девушка, видя, как он расстроен, примирительно произнесла: "Вы человек чужой, если бы кто-то из местных жителей был, я бы не стала беспокоиться, он бы потом все равно пришел и заплатил", — ей было неловко, что она одернула человека из-за какой-то мизерной суммы.

Услышав, что в родном городе его считают чужим, Хасар испытал смешанные чувства. Он только улыбнулся в ответ на слова девушки.

А на улице все еще накрапывал дождь. Город был похож на человека, на теле которого после обильного чаепития проступают крупные капли пота. Мокрым был не только город, даже воздух над ним дышал влагой.

Под дождем овальный купол вокзала был совсем темным и похожим на гигантский перевернутый котел.

Перед вокзалом, как всегда, было полно народу. Многие пассажиры, прячась от дождя, стояли под навесом по обе стороны от входа, поставив у ног свои сумки.

После разговора с внуками Хасар вдруг почувствовал нестерпимую жажду, как человек, наевшийся рыбы. Дойдя до монумента жертвам войны перед Дворцом нефтяников, Хасар остановился с мыслью, где бы выпить стакан воды, и поверх снующих по площади машин посмотрел в сторону вокзала: там можно было напиться.

Когда он вернулся домой, в ушах его все еще звучали милые голоса его любимых внуков.

Тоты и сегодня ушла домой позже всех остальных сослуживцев. У подъезда ее уже давно ожидала служебная машина, она стояла в сторонке, растворившись в ночной темноте. Когда Тоты открыла заднюю дверцу и села на привычное место, водитель, откинувшись от подголовника, завел машину со словами: "А, башлык, вы пришли? Едем?"

Машина развернулась и выехала с больничного двора, свернула направо и вышла на большую дорогу. Городские фонари, словно соревнуясь друг с другом, тускло мерцали под струями дождя. Ехать им было недалеко, если идти пешком и напрямую, это расстояние можно одолеть за десять-пятнадцать минут. Но коли ты руководитель, тебе не пристало ходить пешком, да и времени нет, для чего ж тогда служебные машины существуют? Хотя Тоты, каждый раз заглядывая в зеркало и видя, как наливается полнотой ее тело, думала о пользе пеших прогулок для таких, как она, женщин, разменявших пятый десяток. Иногда она говорила себе: завтра же займусь своим здоровьем. Но назавтра, как только за ней приезжала машина, она и сама не понимала, как оказывалась на ее заднем сиденье.