Владимир Новиков - Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

И еще я заметил у долгожителей — таковыми среди людей умственного труда можно считать всех, кто достиг восьмидесяти или даже семидесяти пяти — постоянное выраженьице слегка глумливого веселья на лице: дескать, почти все мое поколение околело, а я вот живчик такой. Эту эгоцентрическую искорку в глазах можно уловить и у моих безвестных старейших коллег, и у самых что ни на есть прославленных и достойных сограждан, подмигивающих человечеству из телевизора.

Знаки, намеки… После Грушиного отъезда они меня на каждом шагу преследуют. Выбрался я тут наконец в Питер — после шестилетнего, кажется, перерыва. Гуляем мы с Володей Петрашевским по Летнему саду, а он с каждой аллеи все в одну и ту же тему сворачивает:

— Ты не был на похоронах Турганова? В месяц человек сгорел. Мы подошли во время панихиды к вдове по какому-то ритуальному вопросу, куда мол и что, а она отвечает: «Спросите у Эдика». То есть Турганова самого — настолько при его жизни она привыкла к тому, что Эдик все у них решает…

… А сестра его вдовы, врач по профессии, буквально через неделю идет по улице и видит впереди шагающего высокого, статного офицера, засмотрелась на него даже. Вдруг он падает на тротуар, к нему люди сбегаются, и через минуту милиционер уже спрашивает: «Есть здесь врач? Смерть можете зафиксировать?»…

…А у брата Турганова жена была такая красивая, крупная, крепкая — твой, думаю, вкусовой тип. (Почему именно мой, Володя? Семьдесят процентов мужчин ценят эти три «К», я здесь, как и во многих других вопросах, принадлежу к демократическому большинству.) А он сам — маленький, невзрачный, всегда вокруг нее вьюном вился, стараясь угадать каждое ее желание и как бы оградить от посторонних посягательств. И вот она пошла в магазин — и под трамвай нелепейшим образом угодила…

В завершение же этой бесконечной эпопеи — точнее, танатопопеи, Володя, развалясь на скамейке, вдруг заявляет: «Что-то мне нехорошо, прилечь хочется» — и неспешно так растягивается, портфель кладет под голову. Я уже высматриваю телефон-автомат, чтобы «скорую» вызвать, а он, однако, поднимается: пошли, мол, дальше, еще на ахматовскую Фонтанку надо успеть до следующих докладов.

Вечером мы с ним на Московский вокзал приходим, и теперь уже у меня ноги подкашиваться стали, в глазах странные узоры замелькали. До отправления еще полчаса остается, и медпункт с крестиком красным на двери кстати подворачивается. Толстушка в белом халате говорит: «Вы присядьте на минуточку» — и начинает рыться в лекарствах. Тут мой взгляд падает на лежащий под стеклом перечень медуслуг и среди всяких процедур выбирает почему-то строчку: «01.561 — констатация смерти». Сразу как-то я взбодрился, вскочил. Спасибо, говорю, ничего уже не нужно!

Теорема эквивалентности № 1. В пределах человеческой жизни Божий промысел и наше жизнетворчество эквивалентны (обоснование «философии соавторства»).

Могу я еще что-нибудь изменить в жизни своей бестолковой? Если только на себя полагаться — определенно нет. Инерция негативная слишком сильна («И с отвращением…» — и далее по тексту). Главная ошибка — моя неверность моей же собственной иерархии ценностей, неразумная трата эмоций, нерациональное использование своих скромных ресурсов — уже неисправима. Банально говоря, времени мало. Но когда начинаешь очень уж себя корить и клеймить, — чувствуешь, что это своего рода гордыня навыворот, ослепленность своей самостью: нет у меня оснований считать себя единственным автором собственной судьбы. А есть у меня, как и у всякого другого смертного, ответственный соавтор, планы которого всегда не вполне ясны.

Источниче Жизни нашея, что ты там пишешь мною?

Будучи, как большинство людей, позитивистом, я нередко задумываюсь о пропорции такого соавторства, о соотношении нашего самостоянья и высшего промысла, свободы и предопределения («чего больше в жизни?»), но всякий раз наталкиваюсь на неразрешимость задачи. Сказано было, что «нет меры сравнения Бога и человека» — может быть это риторически означает неизмеримость Божьего величия, я же понимаю эти слова разумно-логически: нет меры сравнения — ну, я и не сравниваю. Единственный непротиворечивый вывод и выход — признать всякую отдельную, единичную человеческую жизнь равнодействующей двух факторов, двух соавторских воль, работающих в равных долях — пятьдесят на пятьдесят (простите столь грубую калькуляцию в метафизических делах).