Нина Катерли - Курзал

Господи! И голос хриплый. Простуда? Ведь и вчера был какой-то… Наверняка плохо себя чувствовал. В этом все и дело… А может, знал уже, что сюда идти? Мотают людям нервы, а для чего? Для видимости. Ведь самим лучше всех известно, что как было, на то следствие. Ну какое он-то имеет отношение к этой драке? Даже смешно!

Судья спрашивает:

— Охарактеризуйте Дмитриева как работника и как человека.

— По работе?.. Да, в общем, по работе я с ним мало сталкивался, я ведь был заведующим отделом, а Дмитриев инженер, молодой специалист. Отдел большой, под сто человек…

…Вот так. А теперь назначили тремя бабами командовать! Называется: расстановка кадров…

— И вы, значит, ничего не знали о своих подчиненных, не интересовались? — вдруг влез прокурор. Голос как у змеи-гюрзы. Хоть бы разрешения спросил задать вопрос! Ведет себя, точно он тут хозяин…

— С работой Дмитриев справлялся, претензий у меня к нему не было, — сказал Антон Егорович.

Тамара обрадовалась: молодец, не боится, не виляет. А им бы, ясное дело, лучше, чтобы парень заодно и лодырем был.

— …А как человек?.. Могу только сказать, что человек он, в общем, твердый, принципиальный…

…Ага! Съели? Вы что думали — если один раз подрался, так уж и вообще подонок общества? Конечно, если каждый станет стариков бить… только эти пенсионеры и сами хороши, другой так доведет… А парнишка-то как смотрит на Антона Егоровича! Шею вытянул, гусенок гусенком… Вот так же и Юрка смотрит на Тамару, если что: «Мама, выручи!»

— Волков! — судья наморщила свои выщипанные бровки. — Вы же прекрасно осведомлены: Дмитриев уволен из КБ за систематическое нарушение трудовой дисциплины, а сами разводите демагогию. «Принципиальный»! Вы сознаете, что дача ложных показаний на суде приведет к весьма печальным последствиям? Лично для вас?

…Вот они как. «Систематическое нарушение». Знаем, как у нас, — не угодил, и за ворота. Начнут следить: опоздал на десять минут с обеда — выговор, вышел по телефону позвонить — второй… Не дождетесь, не такой это человек, чтобы вам по заказу товарища гробить, тут ведь не про пятнадцать суток речь, тут, может, про все десять лет… Людку бы, не дай Бог, стали судить, неужто Тамара или даже Раиса — хоть одно плохое слово?..

Волков стоит, молчит. А судья — зырк на часики и скривилась. Некогда ей, в парикмахерскую небось записана, очередь проходит… Ну, бесстыдство, зла не хватает! Вот опять:

— Свидетель, отвечайте на вопрос без демагогии. У нас есть сведения, что ваши контакты с подсудимым выходили далеко за рамки служебных отношений. Особенно когда возник конфликт с администрацией…

…Ясно. Теперь все ясно — история, из-за которой Антон Егорович вылетел с работы!.. При чем это здесь? Давят на человека, а защитник — хоть бы слово, сидит, как куча… Деньги-то, поди, содрал…

— Во время того… конфликта… мы… ну, в общем, мы все были… не на высоте, — хмуро сказал Волков. — Что касается Дмитриева… ну конечно… он тоже проявлял некоторую… излишнюю агрессивность, резкость…

За Тамариной спиной кто-то охнул, судья тут же застучала по графину. Да что же он? А может, специально? Чтобы уж слишком не озлоблять их против парня? Мол — сговор… Или просто не умеет врать?

— У него вообще… довольно тяжелый характер, — вдруг сказал Волков.

…Да замолчи ты! Ответил и молчи, за язык не дергают! Ведь им же только того и надо!

Тамара почувствовала, что по спине липко ползет пот. А руки окоченели. Волков что-то там еще говорил — прорвало его! Парень, мол, неуступчивый, упрямый. Господи! Как же это? Вот тебе: «Сам погибай — товарища выручай!» Парнишка вон побледнел весь. Побледнеешь. Верил человеку, уважал, а тот… А вчера-то? Сидела с ним, дура, раскиселилась, ждала невесть чего. Дождалась. Да ему до тебя — как до лампочки! Если уж своего, товарища… Выдумала себе героя, дура, тряпка! Сомлела, как кошка… Не вернешь. Ничего теперь не вернешь, не изменишь! И не забудешь.

— …проявлял нетерпимость… склонен к конфликтам…

Тьфу! А судьиха, ясное дело, кивает, довольна. Добились своего. Упрячут теперь мальчишку, посадят к бандюгам.

Тамара рванулась к двери, наступила на чьи-то ноги, оттолкнула мужика, что прилип к косяку, — и вон.

На улице с ледяного неба пристально и зло светило маленькое солнце. Стены домов заиндевели. На земле, на газонах, снег не таял, даже на проезжей части, где асфальт. Машины оставляли жирные черные полосы, прохожие — черные отпечатки подошв. Все вокруг было белым и черным.