— Мне непонятна ваша позиция, — насупился суслик; глазки-пуговички еще больше почернели. — Под угрозой наше доброе имя, а вам глупости. Вас как звать?
— Майка.
— Вот, например, водится где-то там другая такая Майка, которая ведет себя против правил. Трясется там, как осиновый лист, за тридесять центнеров годовых зерен, а по ней считают, что все майки, какие есть на целом свете, на самом деле не майки, а трусы позорные, забывшие свое место. Как бы тебе тогда было?
— Плохо, наверное, — поразмыслив, признала девочка.
— И нам плохо, — глазки-пуговки стали еще черней. — Приманили вы там нашего брата разными благами, а он стал в мультфильмах семейное имя зазря порочить. Разве можно так? Я бы на его месте не позволил себе такую вольность.
— Вы хотите на его место?
— Я? Зюзя Тридцать Второй? — взвизгнул суслик. — За тридесять центнеров годовых зерен? За кого вы меня принимаете? — он обиделся. — Я ж вам не Зюзя Шестнадцатый! У меня другой номер и честь другая! В два раза больше! Шестьдесят и ни единым зерном меньше!
— Не понимаю… — начала девочка.
— Чего непонятного? — перебил ее суслик. — Умная черепаха быстрее глупого зайца, а умный Зюзя Тридцать Второй в два раза умней глупого Зюзи Шестнадцатого.
— Не понимаю, чем плох суслик в мультике, — завершила Майка начатую мысль. — Он, конечно, суматошный, но зато хороший и добрый.
— О, да! — присвистнул Зюзя. — Мы в нашем племени все хорошие и добрые. Тут уж не отнять и не прибавить. Я вот, как Зюзя Тридцать Второй, в два раза добрее, чем Зюзя Шестнадцатый. У меня есть широкая душа, какая этим хомякам даже во сне не снилась. Вам куда надо?
— Мне вообще-то все равно, куда идти.
— Тогда лучше, куда глаза глядят. Только имейте ввиду, громадина-майка, скучно переть к тому, что видишь. Лучше прите, куда попало.
— Так я уже… — она пошла дальше.
— Вы какой путь любите? — Зюзя побежал следом. — С приключениями и окольный или короткий и без приключений?
— Прямой с приключениями.
— Одобряю. Мы тоже любим бег по прямой, но с препятствиями. Знаете, громадина, что суслики быстрее хомяков?
— Теперь знаю, — Майка прибавила шагу.
— Мы ловкие, юркие, и умеем возвышаться над действительность. А еще у нас щеки не такие толстые. Можно сказать, что у нас их и нет вовсе, этих щек, одна впалость. Для мультфильмов в самый раз. Вы так не считаете?
— Конечно-конечно, — на липучего суслика Майка уже даже и не глядела.
— А вы тоже делаете эти самые… мультфильмы?
— Я их смотрю.
— А вы имеете разные блага?
— Нет, не имею.
— А кто имеет?
— Не знаю.
— А если вы узнаете, то вы там расскажете про меня, ладно?
Дело было ясное. Суслик Зюзя хотел стать мультзвездой.
— Вы какие мультфильмы зырите? С разными кульбитами и тра-ля-ля? Или там, где все про чужую жизнь?
— Мне нравится «Ну, погоди!», — сказала девочка.
В 1995 году по телевизору показывали много иностранных мультфильмов, но папа воспитывал Майку ура-патриоткой и частенько покупал ребенку видеокассеты с отечественными мультфильмами. Там все было, может, и старенькое, зато родное. Майка всегда говорила таким подаркам «ура». Она была патриоткой.
— И правильно, — похвалил Зюзя. — Надо там всем сказать «Ну, погоди!». Сейчас наступило другое время, чтобы показывать правду жизни и ее лучших представителей. Как вам последняя картина про нашего брата?
— Я не смотрела.
— Зря, — суслик присвистнул. — Там Зюзя Шестнадцатый служит самой Приме. Он ей подвески приносит, чтобы она предстала на балу вся в богатстве. А хомяк ходит там чужестранцем в красном пиджаке и суслику строит препятствия. Они там на шпагах и бомбах дерутся, скачут с места на место, жуть! Там. Вы точно не принимаете сусликов?
— Нет, — отрезала Майка.
— Какая незадача, — суслик застыл ненадолго, подумал о чем-то и, не попрощавшись даже, поскакал назад в сторону холма.
— Почему все ему, за что? — удаляясь, сварливо пищал он. — И зачем такое всенародное счастье этому дураку Шестнадцатому? Ну, ничего-ничего-ничего, отольются ему народные слезки. Он еще хлебнет лиха с этими хомяками. Пусть ему. Пусть-пусть-пусть…
Бормотание суслика стихло, а гадкий осадок у девочки и не думал пропадать.
Зюзя Тридцать Второй был не только липуч, но и завистлив.
Очень неприятно.
Кобыломериновая меринокобыла
Майка думала про зависть и шла именно так, как предсказывал Зюзя — куда попало. Иначе она не стала бы растерянно хлопать глазами, когда перед ней, как лист перед травой, проявилась лошадь с двумя головами — большой и поменьше.
Читать дальше