Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми

Пухлые руки сценариста легли на плечи Ирвина и энергично встряхнули его.

— Вы ведь тоже думали о нем, признайтесь, все эти годы думали о клонированном пророке, который бродит по земле, безымянный, невостребованный, пропавший впустую из-за пуританской узколобости того болвана?

— Я был уверен, что он умер, — пробормотал Ирвин.

— Это потому, что вы не мечтатель, Гласснер, вы нытик. А я, ей-богу, чуть не лопнул от злости! Столько лет потеряно из-за выбора этого, будь он неладен, Буша, сколько энергии потрачено на оправдание его ляпов! С самого начала, с первого срока только и слышали от него: нефть, нефть, нефть! Ради сохранения мира я посоветовал ему убрать Саддама и посадить на его место двойника из моих людей, а не затевать эту кретинскую войну… вся моя закулисная работа пошла псу под хвост! Ему, видите ли, моя идея не понравилась, он меня вышвырнул — и каков результат? Надо было организовать теракты под маркой бен Ладена в Англии, Германии, Франции, ударить по их посольствам в Багдаде; тогда Европе пришлось бы вмешаться, а потом мы пришли бы на помощь — и скважины наши, это была стратегия победы! Так нет же, ему понадобилась своя война в Персидском заливе, папашины лавры не давали покоя! Перещеголять отца хотел, какой ценой — замарался Вьетнамом для бедных! Уж этот мне, мать его, эдипов комплекс!

Бадди сорвался на крик и, тряся телесами, забегал по комнате, лавируя между многочисленными коробками. В первый момент Ирвин содрогнулся, увидев на них печати Белого дома, наклейки «совершенно секретно» и надписи: «Рональд», «Джордж I», «Билл», «Джордж II»… В эти рассортированные по темам архивы мог заглянуть первый попавшийся любопытный гость. На самом деле это была лишь упаковка: пустые коробки выполняли роль охотничьих трофеев и одновременно справочника.

— Да я, оставь меня Младший при себе, сделал бы из него душку не хуже Рейгана! Мы повторили бы трюк с индейкой… Нет, он не захотел! А ведь я показывал ему запись! Ну, ты знаешь, новогоднее поздравление для прессы, в самый Ирангейт, я тогда заставил его показать народу индейку, которую они будут есть вечером с Нэнси… Я предвидел вопросы и накачал папашу Рони, мы с ним отрепетировали сцену. С ним-то, по крайней мере, можно было договориться! Помнишь? «Господин президент, правда ли, что США продают оружие Ирану?» — «Господа, мне не все докладывают; спросите лучше у индейки». Дружный смех — и сразу десяток очков в плюс. Он был для всех телком, а стал хитрым лисом!

Толстяк завелся надолго, вываливая свои заслуги и обиды, как незаконно уволенный клерк; не имея ни малейшего желания все это выслушивать, Ирвин несколько раз пытался его прервать, но вызывал этим лишь новый словесный поток. Наконец, дождавшись, когда у Бадди иссяк запас желчи, он ровным тоном вернул разговор в нужное русло:

— Как вы представляете себе первое знакомство? Пригласить его в Белый дом или встретиться у него на работе, выложить все сразу или подготовить почву?

Бадди потер руки и проурчал, чуть ли не облизываясь:

— Сначала обсудим мои условия, дружище, работа потом!

— Считайте, что они приняты.

— Между нами говоря, начхать мне на кресло Киссинджера. Это я так, метил территорию. Черт побери, Ирвин, я и вправду рад, что это дело опять свело нас вместе! Они списали меня в хлам, думали, спекся я, исчерпался! А тебя держали при себе, чтобы ты помалкивал… И видишь, каков результат: мы снова на коне и в наши годы еще побудем апостолами! Высокая честь состоять при герое, который воздаст по заслугам всем фарисеям, ретроградам, самодовольным тупицам!

От улыбки Ирвина, робкой улыбки из несчастливого детства, у Бадди повлажнели глаза. За эти годы он частенько видел советника Белого дома по науке на экране телевизора: тот выступал всякий раз, когда над миром нависала химическая или бактериологическая угроза. Перед микрофонами пресс-центра он всегда выглядел одинаково: осунувшееся лицо, кожа как папье-маше, частая сетка морщин и выражение, с каким сообщают о катастрофе. Бадди был счастлив увидеть его сегодня преобразившимся, таким же окрыленным, как и он сам. Люди, которые кажутся старше своих лет, рано или поздно молодеют на глазах.

— Нет, ты представляешь, Ирвин? Еще не время нам умирать! Это ж какое везение: мы с тобой поучаствуем в величайшей политико-мистической авантюре всех времен, мало того, мы будем ею заправлять! Потрясающе, а?

Хоть Ирвин для того и явился, чтобы разжечь энтузиазм сценариста, сейчас он счел нужным слегка охладить его: