Борис Виан - Пена дней

В игре Джонни Ходжеса было что-то возвышенное, необъяснимое и абсолютно чувственное. Чувственность, так сказать, в чистом виде, освобожденная от всего телесного.

Под воздействием музыки все углы комнаты округлились. Колен и Хлоя лежали теперь в центре некоей сферы.

— Что это? — спросила Хлоя.

— The Mood to be Wooed {47} 47 «The Mood to be Wooed» — «Желание быть любимой», композиция Дюка Эллингтона (1944). , — ответил Колен.

— Я это почувствовала, — сказала Хлоя. — А как доктор войдет в комнату такой формы?

Николя открыл дверь. На пороге стоял доктор.

— Я доктор, — сказал он.

— Не угодно ли вам последовать за мной? — И Николя повел доктора по коридору.

— Вот, — произнес Николя, когда они оказались на кухне, — отведайте и скажите свое мнение.

В большом сосуде из остекленевшего кремне-содо-кальциевого соединения отстаивалось варево весьма своеобразного цвета: оно отливало как пурпуром Кассиуса, так и зеленью рыбьего пузыря, но при этом со слабым оттенком синеватого хрома.

— Что это такое? — спросил доктор.

— Отвар, — объяснил Николя.

— Это я вижу, но для чего он?

— Для бодрости.

Доктор поднес сосуд к носу, осторожно понюхал, воодушевился, снова понюхал, но уже со смаком, попробовал, потом залпом выпил и схватился обеими руками за живот, уронив при этом саквояж с инструментами для врачевания.

— Ну как, действует? — поинтересовался Николя.

— Ух! — крякнул доктор. — Это вещь!.. Сдохнешь!.. Вы ветеринар?

— Нет, — сказал Николя, — повар. Одним словом, сработало?

— В некотором роде. Я чувствую такой прилив сил…

— Теперь пройдите, пожалуйста, к больной. Вы продезинфицированы!

Доктор двинулся, но почему-то в обратном направлении. Судя по всему, ноги перестали его слушаться.

— О! — воскликнул Николя. — Гляди-ка!.. А вы в состоянии осмотреть больную?

— Видите ли, мне хотелось узнать мнение своего коллеги, поэтому я попросил прийти профессора д’Эрьмо {48} 48 Д’Эрьмо. — В оригинале имя профессора — Манжеманш (буквально: «скушай-ручку», чем и объясняется вывеска на его доме ). Имя это образовано по аналогии с именем «доктора Хаккенбуша» (по-немецки буквально: «руби куст»), персонажа фильма братьев Маркс (популярных в 30-е гг. комических актеров) «Однажды на скачках», которое, изменив его на французский лад, Виан избрал одним из своих многочисленных псевдонимов. .

— Все ясно. Тогда, пожалуйста, пройдите вот сюда. — И Николя отворил дверь черного хода. — Вы спуститесь тремя этажами ниже, поверните направо, и окажетесь там, где нужно.

— Понятно, — сказал доктор и стал спускаться, но вдруг обернулся и спросил: — А где я, собственно говоря, нахожусь?

— Тут, а где же еще? — ответил Николя.

— А-а-а, понятно!.. — сказал доктор.

Не успел Николя захлопнуть за ним дверь, как Колен заглянул на кухню.

— Кто это приходил? — спросил он.

— Доктор. Но у него был такой идиотский вид, что я решил от него избавиться.

— Но нам ведь так нужен врач, — сказал Колен.

— Конечно, — сказал Николя. — Сейчас придет д’Эрьмо.

— Тогда порядок.

Снова зазвенел звонок.

— Не бегай, я сам отворю, — сказал Колен.

В коридоре мышка стала взбираться по ноге Колена и в конце концов пристроилась на его правом плече. Колен прибавил шагу и открыл дверь профессору.

— Здравствуйте, — сказал тот.

На профессоре были черный костюм и ярко-желтая сорочка {49} 49 На профессоре были черный костюм и ярко-желтая сорочка. — Сочетание черного и желтого цветов — одно из самых любимых Вианом. Характерно, что именно желто-черной обложкой Виан склонен был объяснять успех детективных романов т. н. «Черной серии». .

— Физиологически, — заявил он, — черное на желтом фоне являет собой максимальный цветовой контраст. Добавлю, что данное сочетание не утомляет глаз и предупреждает несчастные случаи на улице.

— Наверно, — согласился Колен.

Профессору д’Эрьмо было лет сорок. Их ему и давали. А больше он бы все равно не взял. Щеки его были лишены растительности, однако он носил маленькую остроконечную бородку и невыразительные очки.

— Не угодно ли вам пройти за мной? — сказал Колен.

— Не знаю, — сказал профессор, — я колеблюсь…

В конце концов он все же решился.

— Кто болен? — спросил он.

— Хлоя, — ответил Колен.

— А, припоминаю мелодию…

— Да, — сказал Колен, — эта самая.

— Хорошо, — решился д'Эрьмо, — пошли. Вы должны были сказать мне это раньше. Что с ней?