Борис Виан - Пена дней

— Договорились, — сказал Колен. — Могу ли я предложить вам аперитив?

— Вполне, — сказал профессор. И, прежде чем выйти из спальни, крикнул Хлое: — До свидания, детка!

Хлоя все еще смеялась. Она сидела в своей широкой кровати на антресолях, подсвеченная сбоку лампочкой, а снизу казалось, что она находится на ярко освещенной эстраде. Свет лампы играл в ее волосах, как солнце в молодых травах, и после соприкосновения с ее кожей золотил все предметы вокруг.

— У вас красивая жена, — сказал профессор д’Эрьмо Колену, когда они вышли в прихожую.

— Ага, — сказал Колен и вдруг заплакал, потому что знал, что Хлоя страдает.

— Ну, полноте, — сказал профессор, — вы ставите меня в затруднительное положение… И мне придется вас утешать… Минуточку…

Он пошарил во внутреннем кармане пиджака и вытащил оттуда маленькую записную книжечку в красном сафьяновом переплете.

— А это моя… вот, поглядите.

— Ваша? — спросил Колен, стараясь успокоиться.

— Ну да, моя жена, — объяснил профессор д’Эрьмо.

Колен машинально раскрыл книжечку и расхохотался.

— Так и есть, — сказал профессор, — это действует безотказно. Все всегда смеются. Но скажите… что же в ней уж такого смешного?

— Я… Я не знаю, — с трудом пробормотал Колен и рухнул в приступе неудержимого хохота.

Профессор д’Эрьмо спрятал свою записную книжечку.

— Ах, все вы одинаковы, — сказал он. — Вы все считаете, что женщина непременно должна быть красивой… Ну-с, так где же ваш аперитив?..

Колен и Шик толкнули входную дверь аптеки. Раздалось громкое «дзын-н-нь!», и дверное стекло упало на сложную композицию из колб и иных предметов лабораторного оборудования. Тут же вышел аптекарь, оповещенный этим шумом. Он был высокий, старый и худой, седые патлы султаном торчали на его голове. Он кинулся к своей конторке, схватил телефонную трубку и набрал номер с быстротой, свидетельствующей о многолетнем навыке.

— Алло!

Голос аптекаря был подобен гуденью сигнального рожка в тумане. И пол под его плоскостопными огромными черными ногами раскачивался вперед-назад, вперед-назад, а мельчайшие брызги долетали до прилавка.

— Алло!.. Это мастерская Гершвина {51} 51 Мастерская Гершвина. — Владельцем мастерской Виан делает Джорджа Гершвина (1898–1937), известного американского композитора, подготовившего возникновение симфонического джаза. ?.. Я прошу вас снова вставить у меня стекло во входную дверь… Через пятнадцать минут?.. Поторопитесь, пожалуйста, а то может прийти новый клиент… Хорошо… — Он бросил трубку, которая тут же повисла на рычаге. — Чем могу служить, господа?

— Пожалуйста, изготовьте этот препарат, — сказал Колен.

— Изготовить препарат значит препарировать, а препарируют трупы, поэтому сначала изготовим труп.

Аптекарь взял рецепт, сложил его пополам, так что получилась длинная узкая полоска, и отправил его в настольную гильотину.

— Сказано, сделано! — И он нажал на красную кнопку.

Нож гильотины ударил по рецепту, он вздрогнул и затих.

— Заходите часов в шесть вечера, лекарство будет готово, — сказал аптекарь.

— Дело в том, — сказал Колен, — что это срочно.

— Нельзя ли его сейчас получить? — добавил Шик.

— Хорошо. Тогда подождите немного, я тут же этим займусь.

Колен и Шик сели напротив конторки на скамейку, обтянутую пурпурным бархатом, и стали ждать. А аптекарь согнулся в три погибели и почти без шума пополз через потайной ход в лабораторию. Звук скольжения его тела по паркету становился все тише, а потом и совсем замер.

Колен и Шик обвели взглядом стены. На покрытых паутиной медных полках рядами стояли банки с простыми химическими веществами и с готовыми сильнодействующими препаратами. Последняя банка в каждом ряду флюоресцировала. В большой конической колбе из толстого корродированного стекла раздутые головастики штопором ввинчивались в воду, но, едва достигнув дна, стрелой взмывали вверх, чтобы снова начать свое винтовое движение, оставляя за собой белесый след взвихренной воды. В стоящем рядом аквариуме длиною в несколько метров аптекарь устроил испытательный полигон для реактивных лягушек, и там же валялись те, что не выдержали перегрузок, однако и у них еще слабо бились четыре сердца.

Всю стену за скамейкой, на которой сидели Шик и Колен, занимала фреска, изображавшая самого аптекаря (в костюме Цезаря Борджа {52} 52 Аптекарь в костюме Цезаря Борджа… — На картине аптекарь, человек самой гуманной профессии, предстает неким символом зла: римский род Борджа прославился своими злодеяниями. Цезарь Борджа (1476–1507) — герцог Романьи, совершил множество убийств, избавляясь от своих врагов; у Виана он, кроме того, приобретает черты царя Эдипа. на колеснице), предающегося весьма сомнительным забавам со своей матерью. На столах стояло множество автоматов для изготовления пилюль, и некоторые из них работали, хотя и не в полную мощь.