Поль Констан - Мед и лед

Экспертиза отпечатков была разрешена. Только что звонила Хитер Хит. Все шло согласно процедуре, подготовленной ее адвокатами. Лаборатория, эксперты — система уже работала. Официально на это понадобится сорок восемь часов, но мы узнаем результат намного раньше. Вначале судебный эксперт должен констатировать, что челюсть Дэвида и его прикус не соответствуют следам, оставленным на теле. Конечно, впоследствии их должны сравнить с отпечатками зубов Бадди, Гарри и Энтони, однако вторая часть процесса не обязательна для того, чтобы объявить Дэвида непричастным к делу. Таким образом, возможно, он освободится в ближайшие часы. Но тогда торг с судом должен пойти по другой статье: как оправдать Дэвида и одновременно не обвинить парней? К этому нужно подготовиться!

— Они попались, — сказала Розарио. — Негодяи наконец-то проиграли.

Но эта была не последняя хорошая новость. Хитер Хит получила разрешение на встречу с Дэвидом. Она хотела, чтобы Розарио и Марта поехали с нею. Встреча была назначена на следующий день. Именно на месте они должны были узнать результаты экспертизы. В настоящее время адвокаты искали способ как можно быстрее снять запрет для обеих женщин на въезд в Вирджинию.

Поднимаясь в комнату, я осознала, что наше совместное проживание заканчивалось. История уже продолжится без меня, а героями станут Розарио, Марта и третья женщина, которую они никогда не встречали, но любили больше всех на свете. Да здравствует Хитер Хит! Она совершила невозможное. Она сказала «я это сделаю», и она это сделала. Меньше всего мне хотелось оспаривать превосходство Хитер, оно было очевидным. Я сожалела лишь о том, что приключение закончится без меня и что я останусь во всей этой истории лишь одним из тех обломков, которые море выбрасывает и забывает на пляже. Я не предусмотрела, что буду делать после. Оспаривая смертный приговор, я не заботилась о том, что в будущем мне придется возвращаться, снова ехать в Роузбад, забирать свои вещи, встречаться с Филиппом и, возможно, с судьей Эдвардом. Объясняться, извиняться.

Остаток дня прошел между телефоном и компьютером в большом волнении. Очень скоро адвокаты добились для Розарио и Марты разрешения на визит. Оно было подписано директором «Гринливза» и судьей Эдвардом.

— Он отступает, — сказала Розарио, — и это только начало, он будет отступать все дальше, и все закончится приговором для тех, кого он защищал.

Она торжествовала, ее ненависть вспыхнула с новой силой. Она не хотела для судьи Эдварда смягчающих обстоятельств, она надеялась, что трое преступников получат наистрожайший приговор, что их самих отправят в камеру смертников. Нужно было ковать железо, пока горячо. Она поторапливала Марту. Зачем им чемоданы? Простая сумка, две-три вещицы, чтобы не обременять себя.

Да, я останусь здесь, в тылу. Я буду отвечать на телефонные звонки, просматривать сайт, объем сообщений на котором значительно вырос после того, как там появилась новость, набранная заглавными буквами и подписанная «Хитер Хит». По мере того, как информация распространялась по часовым поясам, поступали новые отзывы. Это были сплошь поздравления, ободрения, восклицательные знаки, «ура» и «да здравствует».

Мы находились в комнате мотеля в Северной Каролине, и со всего мира к нам слетались сообщения. Дело больше не принадлежало Роузбаду, семье Кэндис, судье Эдварду. Это не было больше делом Дэвида, Марты, Розарио и даже Хитер Хит, хотя под новостями стояло ее имя. История уже не была похожа на ту, что я составила для себя из рассказанных кусочков. Отныне она выплеснулась на весь мир, облетела Америку, пересекла океан, достигла Европы. Невиновность Дэвида казалась все более и более несомненной. Пользователи Интернета сходились во мнении, что это была судебная ошибка, они во всем винили американское правосудие и смертную казнь. Правда, там-сям попадались и оскорбления, но они в каком-то роде доставляли нам удовольствие, потому что были признаком поражения противника.

Я не могла не думать о судье Эдварде, у которого не было никаких сомнений, и о Филиппе, убежденном в извращенной сущности Дэвида. Наверное, сейчас они чувствуют себя совершенно раздавленными. Как должен реагировать человек, который занимается делом, расследует его, а оно вдруг выходит из-под его контроля? Сколько всего откроется, если за пересмотр возьмутся серьезно! Какой позор, если докажут, что там было мошенничество! В глубине души мне казалось, что Эдвард ни за что не примет такого исхода дела, что он скорее умрет. Я представляла себе его могилу на профессорском кладбище — вот человек, погибший из-за чрезмерной любви к Роузбаду и желания сохранить светлую память о Кэндис.