Поль Констан - Мед и лед

Когда, некоторое время спустя, Филипп остановился у ресторана быстрого питания, я еще дрожала. Наконец у меня появилась возможность бежать, но мои ноги не слушались. Теперь это было не то легкое оцепенение, охватившее меня при въезде в тюрьму и превратившее в образцовую посетительницу. Я шла чисто машинально, словно марионетка, напряженная, скованная страхом, втянув голову в плечи. Сидя за столом напротив Филиппа, я икала от страха.

Филипп говорил. Он говорил, что понимает мое волнение. Что визиты в такие места — ужасная вещь. Что он восхищается мною, ведь я отважилась туда войти. Что ему казалось, будто я лучше подготовлена к тому, что мне предстояло увидеть. Из-за того, как я рассказывала о женщине, любительнице смертных казней, он, как и другие, был уверен, что я кое-что об этом знала, что не была новичком в этой теме. Им не следовало позволять мне ехать туда, во всяком случае, не так быстро, не посвятив меня в курс дела. Судья Эдвард подготовил мне документы. Нужно было почитать их, прежде чем идти на встречу к Дэвиду Деннису, хотя он, Филипп, понимал, что я хотела быть беспристрастной и не иметь предубеждений. Но то, как всё было на самом деле, не имеет ничего общего с услышанным мною от этого дьявола в человеческом обличье, который, как и все извращенцы, был отличным манипулятором.

Он, Филипп, знал эту историю от А до Я. Убийство, расследование, суд, — он все это пропустил через себя, эпизод за эпизодом, он сидел в первых рядах зрителей в Роузбаде, потрясенных этой историей. Он видел Дэвида Денниса, слышал, с каким высокомерием тот отзывался об обществе Роузбада и, хуже того, имел наглость намекать матери Кэндис, что ее дочь далеко не паинька. Он, мол, был не первым ее любовником, до него у нее было много других, а в ту злополучную ночь, возможно, после него еще несколько парней переспали с нею. В виду чего он потребовал дополнительных анализов ДНК, чтобы определить, чья еще сперма могла находиться в ее влагалище.

Я попросила у официантки что-нибудь выпить. Это вызвало у нее такой гнев, что она чуть не побежала звонить в полицию. Филипп попытался ее успокоить, объясняя, что я иностранка и не знаю, что алкоголь здесь запрещен к продаже и употреблению в общественных местах. Но это не до конца убедило девушку, мысль вызвать полицию все еще вертелась в ее голове, и она продолжала зорко следить за нами со своего места у кассы. Филипп заказал для меня мороженое с засахаренными кусочками ананаса и вишневым сиропом.

— Сладкое вам будет полезно. Это даже лучше алкоголя, вот увидите.

Он обходился со мной, как с одной из своих студенток, которых он утешал, не имея права обнять, конфетками, зефиром, маленькими прозрачными желатиновыми крокодильчиками и разноцветными «M&M's». За двадцать лет практики он вынес, что конфета — лучшее лекарство от житейских проблем. Она материально заполняла полость рта, гасила протесты, высушивала слезы. Опечаленная девушка входила в фазу удовольствия, которое, по мере сосания, возрастало и превращало рот в центр удовольствия. Немногие отказывались от второй конфеты. Их речи становились более связными, а будущее виделось уже не таким мрачным. «Нет проблем — есть решения», — с этими словами Филипп искушал их уже третьей конфетой.

— Это химический процесс, — говорил Филипп, гладя мою руку, жадно отправляющую в рот кусочки засахаренного ананаса. — Что будете делать дальше?

Я ответила, что обещала позвонить матери Дэвида и рассказать о нашей встрече.

— Вы должны это сделать, — сказал Филипп, протягивая свой мобильный, от которого я отказалась. — Лучше позвонить сейчас, чем потом, для нее это будет важно. Благодаря вам, она почувствует себя ближе к нему, словно он рядом с ней.

Я взяла телефон. Как обратиться к матери приговоренного к смерти? Приговоренного, ожидающего казни.

— Алло!

— Могу я услышать госпожу Деннис?

— Кто говорит?

— Меня зовут Аврора Амер. Я хочу сообщить ей, что видела ее сына сегодня в «Гринливзе» и что с ним все в порядке.

— Подождите, не кладите трубку… Звонит женщина, которая навещала Дэвида…

— Алло! Вы видели Дэвида? Я его мать.

— Да, я видела его, он в порядке, в хорошем расположении духа, о чем просил вам передать.

— Вы его адвокат?

— Нет, я писательница.

— Мы ждем, когда ему назначат нового адвоката. Чем мы можем помочь? Ему нужен адвокат? Значит, у него все в порядке?

— Да, все очень хорошо.

Я услышала, что она плачет. Рядом с ней тараторила вторая женщина. Она подсказывала ей вопросы: зачем я навещала Дэвида, собиралась ли писать о нем книгу, если да, то права на этот сюжет уже проданы, как я до него добралась, кто устроил встречу, с чьего разрешения?.. На мать просто хлынул поток вопросов от той, другой женщины.