Диана Сеттерфилд - Тринадцатая сказка

— Вы не забыли о нашей договоренности? — спросила она, когда я заняла свое место на стуле по другую сторону от камина. — Завязки, развития и финалы — все в правильном порядке. Никаких отступлений. Никаких забеганий вперед. Никаких вопросов.

Самочувствие мое было не очень. После сна в непривычной обстановке я пробудилась с ощущением глухо звучащей в голове монотонной мелодии.

— Начинайте с чего хотите, — сказала я.

— Я начну с начала. Хотя, разумеется, начало никогда не находится там, где мы рассчитываем его найти. Наша жизнь представляется нам настолько важной вещью, что мы полагаем свою историю начинающейся с момента рождения. Сначала не было ничего, а потом появился Я… Однако это не так. Человеческие жизни — это не отдельные нитки, которые можно выпутать от клубка и аккуратненько разложить на ровной поверхности. Семья — это узорчатая паутина. Невозможно тронуть одну ее нить, не вызвав при этом вибрации всех остальных. Невозможно понять частицу без понимания целого… Моя история касается не только меня самой; это история Анджелфилда. Деревни Анджелфилд. Усадьбы Анджелфилд. Супругов Анджелфилд — Джорджа и Матильды; их детей — Чарли и Изабеллы; детей Изабеллы — Эммелины и Аделины. История их жизни, их радостей и страхов. И их семейного привидения. С привидениями также следует считаться, вы согласны, мисс Ли?

Она внимательно смотрела на меня. Я притворилась, что не замечаю ее взгляда.

— Рождение — это не настоящее начало. Наша жизнь с первых ее минут не является чем-то принадлежащим исключительно нам; в действительности это всего лишь продолжение чьей-то истории. Возьмем, к примеру, меня. Глядя на меня сейчас, вы можете вообразить, будто мое рождение было чем-то особенным, то есть сопровождалось чудесными знамениями, визитами добрых фей-крестных, кознями злых колдуний и все такое прочее… Увы, ничего подобного не было. В сущности, я появилась на свет как побочная линия сюжета… Вы наверняка сейчас подумали: а откуда ей известна та часть истории, что предшествовала ее рождению? Из каких таких источников? Тогда ответьте мне: кто, по-вашему, является главным источником сведений в старинных усадьбах вроде Анджелфилда? Разумеется, слуги. И в первую голову Миссиз, как все ее называли. При этом нельзя сказать, что я узнала эту историю непосредственно из ее уст. Бывало, правда, и такое, когда за чисткой столового серебра она предавалась воспоминаниям вслух, как будто забыв о моем присутствии. Хмуря брови, она ворчливо комментировала деревенские слухи и сплетни. Давние события и разговоры всплывали из глубин ее памяти, пока рассказ не затрагивал темы, явно не предназначенной для детских ушей — особенно для моих, и тогда она, спохватившись, обрывала фразу на полуслове и начинала с удвоенной энергией орудовать тряпкой, словно пыталась заодно стереть прошлое. Но тайны невозможно хранить в доме, где есть дети. Так или иначе, я по крупицам пополняла свой запас сведений. Когда Миссиз беседовала с садовником за чашкой чая, я отмечала внезапные паузы, прерывавшие вроде бы невинную болтовню, и пыталась угадать недосказанное. Украдкой я фиксировала все их многозначительные взгляды либо произнесенные с особой интонацией слова. А когда они думали, что их никто не слышит, и начинали говорить откровенно… что ж, кое-кто ухитрялся кое-что услышать. Вот такими путями я узнавала историю своей семьи. А спустя годы, когда Миссиз была уже не та, что прежде, когда возраст сделал ее более рассеянной и болтливой, я нашла в ее бессвязных речах подтверждение тому, о чем ранее только догадывалась. Вот эта история, дошедшая до меня посредством намеков, красноречивых пауз и обменов взглядами, — для вас я переведу ее на обычный язык.

Мисс Винтер прочистила горло, готовясь начать.

— Изабелла Анджелфилд была со странностями…

На этой фразе у нее сорвался голос.

Она настолько привыкла скрывать правду, что теперь при попытке ее озвучить столкнулась с трудностями чисто физиологического свойства. Вторая и третья попытки начать рассказ также провалились. Но в конце концов она с этим справилась, как справляется старый музыкант со своим инструментом после того, как годами не брал его в руки.

И она рассказала мне историю об Изабелле и Чарли.

Изабелла Анджелфилд была со странностями.

Когда она родилась, в округе бушевал ураган.

Невозможно сказать с уверенностью, были два этих факта каким-то образом связаны или нет, но когда четверть века спустя Изабелла во второй раз покинула родовое гнездо, деревенские жители вспомнили о небывалом ливне, пришедшемся в аккурат на день ее рождения. Рассказывали, что доктор опоздал к роженице, поскольку долину затопила вышедшая из берегов река. Кое-кто с очевидным знанием дела утверждал, что пуповина обмоталась вокруг шеи новорожденной и едва ее не задушила. В том, что роды были тяжелыми, сомневаться не приходилось; какие тут могут быть сомнения, если с шестым ударом часов, когда дитя уже появилось на свет, а доктор еще только звякал дверным колокольчиком у порога дома, бренное тело матери рассталось с жизнью, а ее душа переместилась в мир иной. Вот если бы погода была нормальной; если бы доктор явился вовремя; если бы пуповина в решающий момент не стянула шею ребенка, прервав доступ кислорода; если бы мать не скончалась…