Анхель де Куатьэ: Исповедь Люцифера (шестая скрижаль завета)

— Валентина Петровна, оформляй, пожалуйста, приказ на Александру, — Николай Иванович говорил тихо, сдавленным голосом, словно только что посадил его на футбольном матче. — И все как положено... В таких случаях.

На мгновение Саше показалось, что Валентина Петровна едва сдерживает слезы.

— Все будет хорошо, — сказал Николай Иванович то ли успокаивая, то ли ободряя Валентину Петровну, Сашу и, главное, самого себя. — Все будет хорошо!

Валентина Петровна отошла к своему столу и уставилась в окно. Она сделала это намеренно, с единственной целью — чтобы никто не видел ее лица, ее слез.

— Несправедливо, — сказала она через секунду. — Если ты ничего не делаешь, то и живешь спокойно. А чуть вырвался вперед, чуть стал лучше других, так тебя сразу...

*******

Саша вышла из приемной и почувствовала, как у нее леденеют руки. Прямо от лопаток — плечи, запястья, пальцы. Она вздрогнула. Ей навстречу шел Павел...

— Хорошо выглядишь! — сказал он и демонстративно смерил Сашу взглядом.

— Это комплимент или угроза? — тихо спросила Саша.

— А тебе как больше нравится?.. — зло улыбнулся Павел.

Саша ненавидела свои визиты в прокуратуру именно поэтому — она панически боялась встреч с Павлом. Раньше Саша и сама здесь работала, но из-за его постоянных преследований перевелась в другое учреждение. Павел шантажировал Сашу. Низко, подло, жестоко. Такой вот странный способ ухаживания.

Эта история с шантажом кому-то, наверное, покажется странной и глупой. Саша и сама так думала. Но каждое воспоминание, каждая деталь этой истории причиняли Саше нестерпимую боль. Даже сейчас, спустя почти пять лет, она продолжала мучиться, бояться и ненавидеть.

Тогда ей поручили одно дело. В нем были, кажется, все возможные составы преступления — грабеж, бандитские нападения, воровство, вымогательства, незаконное удержание людей, убийство. А она влюбилась в подследственного — в Сережу.

«Зовите меня — Серый. Мне так привычнее», — попросил он Сашу на первой же встрече. Замечательный, очень добрый мальчик девятнадцати лет. Он учился в техникуме. Родители спились, а ему нужны были деньги. Просто, чтобы жить. Вот он и связался с преступной группировкой. Банда контролировала один из вещевых рынков города. И в какой-то момент, по своей наивности, Серый оказался крайним. Его просто подставили.

Саша не понимала, как такое, в сущности, чистое, невинное существо могло быть причастным ко всему этому чудовищному инкриминировавшемуся ему списку злодеяний. Милый, приветливый юноша покорил ее своей непонятной, наивной, но очень точной, «сермяжной» правдой о жизни.

«Мир, — говорил Серый, — неправильно устроен. Все в нем как-то не так. Вот смотри — работают электроприборы. Кто это сделал? Это Максвелл, который открыл электромагнитное поле. Все благодаря ему. А кто его помнит? Никто. Все знают певичку какую-нибудь. Мадонну, например. А Максвелла не знают. Разве это правильно? Кто — Максвелл, а кто — Мадонна?! Ты подумай!»

И так на допросах он мог говорить часами — о Максвелле, о политиках, о Боге, о чем угодно. Просто, где-то очень забавно и даже по-детски, но в целом — «правильно», «по справедливости», «как надо».

А главное, Саша видела в нем, в этом мальчике, сосредоточенно рассуждающем о мире, все, что так давно и так безуспешно искала в других мужчинах, — открытость, добродушие, бесстрашие, честность, внутреннюю прямоту, свободу.

Самой Саше жизнь казалась невообразимо сложной, заковыристой. С бесчисленным количеством нюансов, подтекстов, двойных смыслов. За каждым человеком в ее жизни была история с плюсами и минусами. Но все их ошибки могли быть оправданы, а любое геройство на поверку оказывалось небескорыстным. Поэтому, по сути, не было у них ни плюсов, ни минусов.

«Вся жизнь с подвохом, — думала о себе Саша. — Ни тебе черного, ни тебе белого, ни правильного, ни неправильного, все так — серединка на половинку. Серость...» И от этого на сердце у нее было невыносимо гадко — мучительно, тоскливо, душно.

А Серый не был «серым». Конечно, он не изменил Сашиного взгляда на жизнь. Просто не смог бы. Но этими своими незамысловатыми истинами и, главное, своей уверенностью в них он позволил ей думать, что такой мир — мир, где все понятно, все честно, все просто, есть. В принципе есть. И пусть его нет у Саши, зато он есть у Серого. Саша смотрела на него и любовалась. Сначала только миром, а потом и самим Серым.

Однажды, заканчивая допрос и уже прощаясь с Серым, она встала, подошла к нему, сидящему на табурете, и обняла за голову. Бритая, теплая, с едва уловимым запахом осеннего леса. Это движение произошло словно бы само собой, ненарочно, вырвалось...