Стивен Чбоски - Хорошо быть тихоней

Можно было бы описать, как у нас прошла Пасха, но я уже тебе рассказывал про День благодарения и Рождество; разницы на самом деле никакой.

Правда, отец получил прибавку, а мама — нет, поскольку за ведение домашнего хозяйства денег не платят. А сестра бросила читать книжки про самооценку, так как познакомилась с новым парнем.

Да, еще брат приезжал домой, но когда я спросил, передал ли он своей девушке мои рассуждения на тему «Уолдена», он ответил, что не имел такой возможности, поскольку она с ним порвала, узнав, что он от нее погуливает. Разбежались они уже давно. Тогда я спросил: может, он хотя бы сам прочел, но он сказал, что ему было не до этого. Пообещал, что прочтет на каникулах или хотя бы постарается. А пока нет, руки не дошли.

Короче, поехал я навестить тетю Хелен, и впервые в жизни это не помогло. Я даже попробовал прибегнуть к своему проверенному методу и вспомнить во всех подробностях самую удачную за последнее время неделю, но и это не помогло.

Понятное дело, во всем виноват я сам. Так мне и надо. Я бы все отдал, чтобы стать другим. Чтобы помириться с ребятами. И чтобы не таскаться к психиатру, который втирает мне про «пассивно-агрессивное расстройство личности». И не глотать прописанные им таблетки, тем более что моим родителям они не по карману. И не делиться с ним дурными воспоминаниями. Зачем ностальгировать о всяких неприятностях.

Молю Бога, чтобы родители, или Сэм, или моя сестра по-человечески объяснили, что со мной не так. Подсказали бы, как изменить себя осмысленным образом. Чтобы все плохое ушло. Понятное дело, так не бывает, человек должен сам за себя отвечать. От своего психиатра я знаю: для того, чтобы тебе стало лучше, вначале должно стать хуже, но это «хуже» слишком затянулось.

Промаявшись неделю без всякого общения, позвонил Бобу. Ясно, что это была ошибка, но ничего другого я не придумал. Спросил, нельзя ли у него кое-чем разжиться. Он ответил, что да, четвертушка дури, пожалуй, найдется. Взял я свои деньги, полученные на Пасху, и рванул к нему.

С того дня подкуриваю.

Счастливо.

Чарли

Дорогой друг!

И рад бы сказать, что дела у меня пошли на лад, но, к сожалению, не могу. Скорее, наоборот, потому что каникулы закончились, а я не имею возможности посещать те места, к которым привык. К прошлому возврата нет. А обрубить концы я пока не готов.

Если честно, я от всего отстранился.

Брожу по школьным коридорам, смотрю на лица. Смотрю на учителей и размышляю, что их тут держит. Любят ли они свою работу? А нас? И насколько они были умны в пятнадцать лет? Я не злобствую. Просто интересуюсь. Точно так же смотрю на учеников и думаю, кому из них сегодня разбили сердце и как это скажется на трех контрольных и одном сочинении. Или вычисляю, кто страдает от несчастной любви. И пытаюсь угадать почему. Кстати, если бы человек учился в другой школе, там бы с ним все равно приключилось то же самое: не один разобьет тебе сердце, так другой, почему же это воспринимается как дело сугубо личное? Я, например, учась в другой школе, не познакомился бы ни с Сэм и Патриком, ни с Мэри-Элизабет и общался бы только со своими родными.

Расскажу тебе один случай. Болтался я по торговому центру, куда в последнее время зачастил. Уже недели две бываю там ежедневно и пытаюсь установить, зачем люди туда ходят. Как бы дал себе такое индивидуальное задание.

Увидел маленького мальчика. Лет четырех, наверно. Точнее сказать не берусь. Он ревел во весь голос и звал маму. Не иначе как потерялся. Потом заметил я взрослого парня, на вид лет семнадцати. По-моему, не из нашей школы, я его раньше не встречал. Короче, этот парень, весь из себя крутой — кожаная куртка, длинные волосы и так далее, — подошел к мелкому и спросил, как его зовут. Мелкий ответил и успокоился.

Тогда парень увел его с собой.

А буквально через минуту по трансляции сделали объявление для матери, что ребенок ожидает ее возле стойки информации. Я направился прямиком туда, чтобы посмотреть, чем дело кончится.

Мать, видимо, сбилась с ног, потому что она примчалась как угорелая, увидела своего малыша и разрыдалась. Прижала его к себе и сказала, чтобы он никогда больше не убегал. Потом поблагодарила того взрослого парня, а он ей в ответ:

— За ребенком смотри, а не глазей, нафиг, по сторонам.

Развернулся — и ушел.

Усатый дядька за стойкой аж остолбенел. Мамаша — то же самое. А мальчонка вытер нос, посмотрел на мать и говорит: