Абдуррахман аш-Шаркави - 19 египетских рассказов

Как-то навстречу пришельцам попался деревенский шейх. Они и его не пощадили. У бедного шейха пересохло во рту и язык прилип к гортани, он жалобно повторял:

— Я шейх, я шейх, я шейх. — Он твердил это не переставая, пока его истязали кнутом.

Такие случаи все больше пугали людей и заставляли их уединяться. Единственной заботой феллахов стало поскорее закончить все дела, чтоб не выходить из дому. Многие из тех, кто работал в городе, оставили работу и слонялись по деревне без дела, а некоторые предпочитали ночевать в городе где угодно, хоть на мостовой, лишь бы не возвращаться в деревню.

В базарный день распространилась весть, которая всех поразила и удивила. Ночью был избит Мурси абу-Исмаин. Мурси не имел ни карата своей земли и не арендовал ни клочка чужой. Он был сыном ночи: убивал, крал и грабил. На его совести были дела, от которых могли бы поседеть и дети. Но при всем этом в деревне он жил тихо, его вежливость в обращении вошла в поговорку. Он навещал больных, выражал соболезнование, когда кто-нибудь умирал, помогал слабым, мстил за обиженных и защищал старого и малого. Люди при нем оставляли плуги и скот в поле. Деревня гордилась им. Рассказывали, что однажды на состязаниях Мурси абу-Исмаин свернул железный прут, согнул гвоздь и один поднял кипу хлопка на верблюда. И вот на этого человека набросились солдаты. А когда он пытался сопротивляться, ему начали ломать ребра, избивать прикладами винтовок и топтать каблуками.

Люди вынуждены были в конце концов поверить в то, что история была правдива. Идя на рынок мимо управы, они своими глазами видели, как абу-Исмаин метался за железной решеткой, будто пойманный лев.

В тот день каждый говорил себе:

— Подальше от беды.

Подобно тому как постепенно успокаиваются воды канала, когда волны, едва поднявшись, замирают, феллахи начали смиряться со своей новой жизнью. Они довольствовались тем, что имели, и покорились тому, что произошло. Отвращение, которое появилось было в их сердцах, постепенно исчезало и стиралось. Оставалась лишь униженная покорность. И даже старосте, который первым все узнавал, как будто уши его были сделаны одно из глины, а другое из теста, даже ему однажды вечером солдаты велели идти домой.

Он пытался объяснить, что он староста.

— Все равно… Марш домой, — ответили ему.

И сам староста вошел в дом, запер дверь на ключ и задвинул засов, не сказав ни слова.

Об этом случае узнали феллахи и втайне смеялись над старостой. Они поняли, что он уже больше не полновластный правитель в деревне. Так же как и они, феллахи, он ничего не может сделать и не имеет никакой власти.

Люди заинтересовались новыми черными властелинами, узнали их имена и стали различать высокого Хасана, низкого Джасира и Султана с хищными глазами волка. Они разузнавали новости о солдатах и замечали все, что те делали.

Теперь жители деревни каждый день знали, у кого из важных лиц пришельцы будут кушать и из чьего дома Хафир Абд аль-Фаттах понесет им на голове полное блюдо яств.

Дети старались выследить, что происходит в комнате солдат, и подсматривали в окна. Когда это им надоедало, они бежали за кем-нибудь из солдат, подражая его голосу и походке. Они приставали к отцам, чтоб те купили им кнуты, такие же, как у солдат, и, не надеясь на успех, делали кнуты сами из хвостов животных, которых убивал мясник Абу Ахмет. Сперва родители выказывали недовольство, но постепенно они начали относиться снисходительно к просьбам своих детей. Более того, взрослые стали без конца говорить о кнутах. Возникали бесконечные споры о том, как и в какой стране их делают — в Египте или Судане.

Студенты и школьники, которые проводили каникулы в деревне, удивлялись и возмущались подобными разговорами. Люди с уважением прислушивались к словам молодых эфенди, которые издевались и насмехались над черными повелителями и смело порицали жителей деревни за то, что те пресмыкаются перед тремя солдатами, каждый из которых не стоит ломаного гроша. Молодые люди возмущались так потому, что новый порядок лишал их возможности собираться на вечеринки, которые раньше затягивались до полуночи, и устраивать ночью на улицах спящей деревни засады на девушек.

Большинство феллахов безропотно сносили новый режим. Но были и такие, что не молчали. У составителя жалоб и заявлений Бадрави каждый день была работа. Однако когда Бадрави узнал, что солдатам стала известна его деятельность, он начал с ними любезничать и отказался писать жалобы. Бадрави вызвался сообщать солдатам по секрету все, что о них говорят, и даже утверждал, что он им земляк, но все это не помогло. Солдаты не понимали по-арабски и, не разобравшись в медоточивых уверениях Бадрави, однажды ночью заставили его «кусать землю».