Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Жюстина

– Жозефина, – заявил я своей юной ученице, почти потерявшей сознание от страха, – ваше недостойное поведение погубило вас; мой долг – сообщить о нем вашим родителям, и я сделаю это сию же минуту, если вы не согласитесь оба принять меня третьим в свои утехи.

– Ты – злой человек, – гневно сказал мне бедный Сюльпис, держа в руке член, весь залитый спермой, которая только что пролилась струей в целомудренную вагину его прекрасной возлюбленной, – разве не сам ты устроил ловушку, в которую мы сегодня угодили? Разве то, что случилось, не есть результат твоих коварных наущений?

– Я не желаю спорить с вами, – нахально заявил я, – но было бы недостойно с моей стороны, если бы я давал вам такие советы.

– Но разве достойно то, что ты нам сейчас предлагаешь?

– Сюльпис, виновен я или нет, от этого вина ваша не уменьшается, и громадная разница между тем, в чем вы меня обвиняете, и тем, чем занимаетесь сами, заключается в том, что ваше поведение подтверждают факты, а моё никто не докажет. Однако будьте благоразумны и давайте лучше прекратим спор, который никак не вяжется с бурными желаниями, которые разожгло во мне ваше занятие; признаемте все свою вину и не будем больше упрекать друг друга. Вы сами видите, что я имею право ставить условия: я застал вас, и мне поверят; вы сможете сослаться только на мои слова – я могу представить факты. И не дожидаясь ответа Сюльписа, я схватил Жозефину, которая после недолгого сопротивления, сломленного моими угрозами, предоставила мне свой восхитительный зад, а он действительно превзошел все мои ожидания. Я уложил маленькую прелестницу на голое тело её братца, который не замедлил заключить её в объятия и ввести свой скромных размеров инструмент в её вагину, а я, втолкнув свой в задниц проход девственницы, оказавшейся в очень удобной позе, причинил ей настолько сильную боль, что она позабыла про удовольствие, которое хотел доставить ей брат-любовник: она не выдержала пытки, так как я едва не разорвал её пополам, резко повернулась и вытолкнула мой член из пещерки. Она истекала кровью, но это меня не пугало: жалость не может заставить сложить оружие такой орган, как у меня. Я снова схватил её, крепче насадил на копье Сюльписа, по-прежнему твердое и неумолимое, и опять вонзил свой коя ей в задницу; на этот раз одна моя рука крепко держала её за бедра, а другой я изо всех сил бил её по ягодицам, обезумев от ярости, в которую привело меня её сопротивление; я оскорблял её, я угрожал ей и, наверное, разворотил ей все потроха; я бы скорее убил её, чем смилостивился: мне нужна была её задница или её жизнь.

– Подожди меня, Сюльпис, – закричал я, – мы кончим вместе, друг мой; зальем её со всех сторон, и я бы хотел, чтобы сейчас кто-то третий извергнулся ей в рот, чтобы она испытала несказанное наслаждение, когда сперма хлынет во все отверстия её тела. Но Сюльпис, который почувствовал, как Жозефина, несмотря на боль, испытала оргазм в его объятиях, так вот, Сюльпис не смог более сдерживаться: он излил свое семя, я сделал то же самое следом, и мы все трое были счастливы. Вскоре начались новые эпизоды. Я сорвал цветок невинности, которого так жаждал и который уже не представлял собой никакой для меня ценности, поэтому я оставил сорванную розу Сюльпису, заставил его содомировать Жозефину; я вставил инструмент своей рукой, чтобы он не заблудился, а сам овладел им сзади, и вот мы втроем слились в одном объятии, как истинные дети Содома. Не меняя положения, мы извергнулись дважды, и тут меня охватила странная мания

– желание насладиться вагиной. Мне представилось, какой узкой должна быть пещерка Жозефины, так как брешь в ней пробило орудие, намного меньше по размерам, чем моё; итак, я насадил её на свой кол и захотел, чтобы в это время меня содомировал мой ученик. Трудно себе представить, с каким пылом извергнулась моя маленькая сучка: я почувствовал, как она три раза сотрясалась в конвульсиях в моих объятиях, пока я обсасывал её рот. Я залил её семенем, получив порцию чужого в свой зад, и мы без сил откинулись на диван, подле которого благодаря моим заботам тотчас появился сытный обед. Мы больше не могли совокупляться, но у нас достало сил сосать друг друга. Я потребовал эту услугу от Жозефины, и пока её благоуханный ротик смаковал меня, мои губы сжимали трепетный член Сюльписа. Затем я тискал руками два восхитительных зада, мой ученик прочищал мне седалище, его сестра ласкала мои яички; я получил сперму, сбросил свою, Жозефина извергнулась ещё раз, и мы, подгоняемые временем, расстались, пообещав друг другу неоднократно повторять эту сцену, изобретение которой в конечном счете мои новички мне простили. Я был весьма доволен и искусно скрывал эту двойную интригу целый год, и в продолжении этого периода не было дня без того, чтобы мы вновь не праздновали подобные жертвоприношения. Наконец появилось отвращение, и с ним, как это обычно всегда у меня бывает, пришло желание дать волю своему коварству. Я не имел иного средства удовлетворить эту прихоть своего жестокого воображения, кроме как объявить господину де Мольдану о тайных занятиях его детей. Я предвидел всю опасность такого шага, но был уверен, что моя голова, богатая на злодейские выдумки, предоставит мне разнообразные возможности одержать победу. Я предупредил Мольдана; о Боже, каково было моё удивление, когда я вместо гнева увидел на его лице улыбку!