Геннадий Южаков: Сингапур

В то время, как Тоболин пытался рассмотреть действия моряков по спуску спасательных средств, единственная шлюпка с этого борта уже ползла вниз. И вдруг удар о борт, звук которого достиг и Тоболина. Затем на его глазах оборвался носовой лопарь. Шлюпка повисла на кормовом в вертикальном положении. Ударяясь о борт судна, она продержалась не более минуты. Еще один мощный удар и шлюпка развалилась на части. Жутко смотреть на падающие в море тела моряков и осознавать свое бессилие. Тоболин мысленно послал горький упрек в адрес старшего офицера: «Надо было в плоты! В плоты! Эх, чиф [2] чиф — старший помощник капитана, старший офицер (англ.) , какую ты совершил непоправимую ошибку!» Затем он бросился на ботдек в надежде найти оставшихся моряков. И первое, на что Тоболин обратил внимание: спасательных плотов на штатных местах не оказалось. Под свист ветра он облазил все закоулки, покричал. Никого… Черное безмолвие и рев бури. Чувство не только стыда (ведь руководи он сам, не произошло бы трагедии), но и полной опустошенности захватило его всего. Он не помнил, как оказался в рулевой рубке. Сквозь завывания ветра далеким эхом показался чей-то голос сзади. Тоболин не сразу понял, что он принадлежал радистке.

— Капитан, вы здесь?

Тоболин резко повернулся…. Без четких очертанй, словно светлый призрак, просочившийся сквозь стену мрака… Тоболин видел пока только её силуэт. Лица нет. Расстегнувшийся голубого цвета халат, короткая ночная рубашка. Присмотрелся получше. В ужасе вытянутое бледное лицо, которое даже в темноте имело свой цвет. В это время из-под быстро несущихся туч выскользнул острый кусок луны. Слабый его луч принес в рулевую рубку немного света и желтоватым бликом остановился на несуразной фигуре женщины. Увидев ее глаза, огромные, объятые ужасом, Тоболин застыл в оцепенении. «Сейчас закричит…»-догадался он. Ему этого не хотелось. И точно. Только луна спряталась за тучу, и темнота скрыла радистку, Тоболин услыхал ее отчаянный голос:

— Капитан, что случилось? Скажите, что-о-о?

Он бросился в сторону радистки, чтобы удержать её от падения. А в этот момент ударом волны судно положило на борт, и Тоболин юзом прокатился мимо женщины…

— Капитан, объясните мне! Мы тонем? — снова услыхал он голос радистки.

По чистой случайности оказавшись возле ящика для хранения спасательных жилетов, Тоболин в первую очередь подумал о спасении Доры. Выхватив два жилета, один бросил в ее сторону, надеясь у нее хватит соображения, что с ним делать.

— Дора, надевай! Поторопись! Времени уже нет!

На упавший к ее ногам жилет радистка даже не взглянула. Продолжая искать капитана безумными глазами сквозь пелену мрака, она судорожно крутила головой.

Понимая, что сама она ради своего спасения ничего не предпримет, Тоболин принял решение использовать последний шанс, который, протяни еще какое-то время, исчезнет вместе с судном в морской пучине. Наконец наступил удобный момент, и Тоболин решительно двинулся в сторону радистки. Прижав её к переборке, попытался надеть на неё спасательный жилет. Ни малейшего сопротивления. Но стоило Тоболину сделать движение в сторону выхода из рулевой рубки, как женщина, обхватив его шею руками, прильнула своим телом к нему. Её громкие рыдания и возгласы, казалось, разрывали его сердце на части.

— Не хо-о-очу-у-у в мо-о-о-ре! Не хо-о-очу-у-у!

С трудом балансируя на палубе с ношей в руках, Тоболину наконец удалось достичь фальшборта. Он взглянул в ревущую бездну и в какой то момент ослабил руки. Дора выскользнула из его объятий и, напуганная стихией, на четвереньках поползла обратно в рулевую рубку. И снова усилие, чтобы оказаться рядом. Склонившись над ней, чтобы пересилить вой ветра, Тоболин во всю мощь голосовых связок закричал:

— Дора, опомнись! Море-это единственное спасение!

Женщина продолжала двигаться к двери и, Тоболин понял: кричать бесполезно. Страх перед морем наводил на неё ужас. Едва успев ухватиться руками за комингс, она вдруг бессильно растянулась на палубе. Разметавшиеся по сторонам её волосы тормошило ветром, рвало, как оборванные бурей снасти корабля. Женщина не подавала каких-либо признаков жизни. Тоболин метнулся к радистке, перевернул ее лицом вверх, приложил ухо к груди. И, кажется, первая радость в эти трагические минуты. Сердце её билось. Обморочное состояние женщины оказалось кстати. Он уже знал что ему делать. «Дора должна жить! Она будет жить!» Тоболин надеялся. Нет, не на чудо. Оказавшись в воде, радистка придет в себя. Вслед за ней прыгнет он и не даст ей утонуть. В подобной ситуации, когда нужно только одно-воля к жизни, не до чувств. Впрочем, сейчас сказать трудно, отчего может зависеть человеческая жизнь. Обхватив руками безвольное тело радистки, ощущая его тепло, за два шага до разлуки с ней, все-таки испытал то кратковременное чувство, которое могло прийти раньше. Да, ему очень хотелось, чтобы она жила, радовалась и рожала детей. И вот он — предел, и нет больше времени ни на чувства, ни на мысли. Под качку Тоболин перевалил тело радистки через фальшборт, затем выпустил его из объятий. Удара о воду он не услыхал.