Владимир Маканин: Пойте им тихо

— Сбылось, сбылось!.. Ну, теперь главное — не робеть. Вкалывать и еще раз вкалывать!

Было три часа ночи. Чиркнув в темноте спичкой, чтобы закурить, Андрей повторял:

— Вкалывать! Слышь, Дашуля… Если уж ты вскочил на коня, надо взмахивать плетью — верно?

Дашенька, конечно же, соглашалась. Замирая, она кивала ему и кивала. Она немного зябла. Она жалась в угол постели и (потихоньку от Андрея, в темноте) плакала непонятно отчего. Счастье было как-то неожиданно, как бы свалившееся с неба, — она и Андрей, семья, жизнь бок о бок, и верилось, и не верилось тоже.

Она сидела у себя в корректорской, а мыслями была с ним — Андрей ставил сейчас свой первый эксперимент в новой лаборатории.

«…В деревне наступила ночь. Шелестели осины. Лаяли на прохожих собаки», — вычитывала текст Дашенька, голова Дашеньки клонилась все ниже, глаза слипались… А рядом читала текст Тамара. А дальше Соня. А дальше — Вика. И все вместе они бубнили и как бы коллективно бредили: «Бу-бу-бу-бу…»

Возвращаясь домой в троллейбусе, Дашенька уже поняла, что заболела.

Дома она слегла.

Андрей был внимателен и чуток, и готовил ей чай с малиной, и в аптеку бегал, но по ходу болезни выяснилось нечто — оказалось, что он совершенно не выносит беспорядка в доме. Он привык к уходу. И как же быстро стали его раздражать раскиданные там и сям вещи. Он привык к чистоте, привык к жене — а жены, в сущности, не было, и кругом был нарастающий беспорядок, потому что Дашенька уже третий день лежала пластом.

Андрей нервничал.

— Не могу работать, — жаловался он. А ведь обычно вечерами, после работы, он два-три часа работал дома.

Он стал уезжать в библиотеку. Придет с работы, наскоро поужинает — и уехал.

— Ты уж не сердись на меня. Не сердись, — жалко и потерянно оправдывался он.

— Ладно.

— Пойми — я должен работать.

Андрей уезжал. Дашенька кое-как вставала с постели. В голове звон, в висках стучало — она опасливо передвигалась по полу, как передвигаются по льду. Брала в руки тряпку. И потихонечку начинала прибираться в квартире.

«Может быть, приятели новые. А может быть, женщина», — думала Дашенька. Покончив с уборкой, она шла на кухню. Медленно и вяло она мыла посуду. Но она ошибалась — Андрей действительно работал.

Дашенька выздоровела. И теперь — как бы в память о болезни — она научилась мило подшучивать над Андреем.

— Ты знаешь, — говорила она, к примеру, рано утром, — рубашки-то свежей нет…

— Что?! — пугался он.

— Не успела вчера постирать, — объясняла она. — Дел много. Собиралась, порошку купила, но не успела.

Андрей начинал сходить с ума. Он метался по комнате — хватался то за свитер, то за пиджак, то за галстук. И ежеминутно глядел на часы: что же делать, что же теперь делать?.. Бедняга привык быть одетым как на свадьбу.

Помучив его минуту-другую, Дашенька смеялась и открывала платяной шкаф. И наконец — звала:

— Андрей!.. Вот — оказывается, есть одна чистая. Держи. Скорее!

Он хватал свежую рубашку и судорожно одевался. Дашенька смеялась:

— Везучий ты, Андрей. Могло ведь не оказаться рубашки…

Он хватал портфель и мчался на работу. Целовал Дашеньку. И бросал ей на бегу:

— Сегодня же все постирай. Отдай в прачечную… Нельзя же так!

Когда она рассказывала об этих шутках у себя в корректорской, все хохотали. А Вера Викторовна признавалась, что такие шутки доставляют ей истинное наслаждение и продляют жизнь, — мужчин Вера Викторовна вообще презирала.

— Молодец, Дарья, — Вера Викторовна глубоко-глубоко вздыхала, — так их, окаянных!

Иногда Дашеньке хотелось собрать подруг — устроить девичник, — и оказалось, что сделать это проще простого. Как все физики, Андрей пугался надвигающегося беспорядка загодя. Достаточно было денька два в квартире не убираться, и ровно на третий день Андрей в гневе сбегал в библиотеку на весь вечер.

Женщины собирались, они выпивали немного красного вина и выбалтывали друг другу о своих бедах и своих радостях, мирные посиделки расслабляли их, как расслабляет взгляд на озеро или на движущуюся воду ручья; для них, женщин, это было совсем немало — для них это было отдушиной.

— Как хорошо у тебя, Дашенька! — говорили они.

И Вера Викторовна счастливо вздыхала:

— Так их, окаянных!

И все смеялись.

Само собой, перед их приходом Дашенька успевала убрать и вылизать свою квартирку до полного блеска. Чистоту она обожала.

Если Андрею будто бы по делу (а может быть, и впрямь по делу) начинала названивать какая-то беспокойная женщина, Дашенька устраивала ему небольшую семейную сцену (то самое, что называется малым вправлением мозгов). Она — отваживала. А затем ни утром, ни вечером не притрагивалась ни к кастрюлям, ни к пылесосу, отчего в течение недели уютная квартирка превращалась в сарай, превращалась просто, быстро и без усилий, ломать — не созидать.