Маргарет Этвуд - Телесные повреждения

«Отлично, — скажет он. — Вы можете застегивать пуговицы? Вы можете расчесываться? Все в порядке, ходите на веселые фильмы. Вы действительно поправляетесь».

Ренни пришла на обследование и снять швы. Она надела красную блузку, чтобы продемонстрировать Дэниэлу, какое у нее бодрое настроение, и села, выпрямившись и улыбаясь. Дэниэл сказал ей, что она действительно идет на поправку, и она расплакалась.

Он ее обнял, чего она и добивалась. Она не могла поверить, что может быть такой утомительной, такой глупой, такой предсказуемой. Она хлюпала носом. Вытерла глаза о карман Дэниэла, в котором, как она заметила, лежало несколько дешевых шариковых ручек, и оттолкнула его.

— Простите, — сказала она. — Я не хотела этого.

— Не переживайте, — сказал он. — Вы же человек.

— Я себя больше не чувствую человеком, — сказала она. — Я как в засаде. Мне снятся кошмары, мне снится, что я набита белыми личинками, которые пожирают меня изнутри.

Он вздохнул.

— Это нормально, — сказал он. — Вы с этим справитесь.

— Перестаньте мне говорить, что все охренительно НОРМАЛЬНО, — сказала она.

Дэниэл проверил, когда у него назначены встречи, взглянул на часы и повел ее вниз перехватить кофе в торговой галерее, где преподнес ей вдохновенную лекцию. Это вторая половина ее жизни. Она будет отличаться от первой, Ренни уже не сможет воспринимать все с легкостью. Но возможно, это и к лучшему, потому что она будет рассматривать жизнь — как награду — и больше ее ценить. Это почти то же самое, что получить вторую жизнь. Она должна перестать думать, что жизнь кончилась, поскольку это далеко не так.

— Будучи студентом, я мечтал, что смогу спасать людей, — сказал он. — Теперь я больше так не думаю. Я даже не думаю, что смогу их вылечить: в нашей области нельзя позволять себе так думать. Но в некоторых случаях мы можем выиграть время. Ремиссия может длиться годами, а иногда всю жизнь. Он слегка наклонился вперед.

— Думайте, что вы родились заново, ваша жизнь — чистая страница. Вы можете на ней написать все, что вам вздумается.

Ренни сидела за столом напротив него (стол был белый, пластмассовый, с золотыми нитями), думала о том, какой поверхностный вздор он несет и восхищалась его глазами, которые были неуловимого оттенка, нечто среднее между голубым и зеленым. «Где он этого набирается? — подумала она. — В «Ридерз Дайджест»?

— Вы всем это говорите? Или подбираете фразы, исходя из занятия собеседника? Вы мне это говорите только потому, что я журналистка? Если бы я была зубным врачом, вы бы сказали, что жизнь как пустой зуб, и ее можно заполнить чем хочешь?

Ренни знала, что не подобает говорить такие вещи мужчине, в которого ты влюблена, или вообще мужчине, или кому бы то ни было на эту тему; высмеивать это оскорбительно, особенно, когда собеседник говорит серьезно. Но она не могла устоять. У него были все основания разозлиться, но вместо этого он был поражен. Он на мгновение взглянул на нее почти лукаво, а затем рассмеялся. Он покраснел, и Ренни это заворожило; мужчины, которых она знала, не краснели.

— Я полагаю, вы находите это слишком сентиментальным, — сказал он.

«Сентиментальным. О, Боже, — подумала Ренни, — я попала в петлю времени, сейчас снова сорок пятый год. Он с другой планеты.»

— Простите, — сказала она. — Я порой бываю груба. Просто, я не знаю что мне с этим делать? Со всем этим отпущенным мне временем? Сидеть и ждать, когда меня настигнет смерть? Вы же знаете, что рано или поздно это случится.

Он грустно взглянул на нее, снова расстроившись, она вела себя как капризный ребенок.

— Делайте, что хотите. Что вы действительно хотите.

— А что бы вы сделали? — спросила она. Она поборола желание взять у него интервью: «Когда заболевают врачи».

Он посмотрел на свои руки.

— То же, что и делаю, — сказал он. — Это практически все, о чем я что-либо знаю. У вас куда более захватывающая жизнь.

Это было первым скрытым признанием в том, что Дэниэл находит ее интересной.

Ренни посмотрела на оставшиеся открытки. Одну она адресует Джейку, это будет с ее стороны любезно дать ему знать, где она находится, только она ничего на ней не напишет, потому что не может придумать ничего такого, о чем бы хотела ему рассказать. Третью Ренни оставляет пустой. Пустой не значит незаполненной. Она купила третью открытку для Дэниэла, но решает ее не посылать. Она пошлет ее потом, когда сможет написать «мне хорошо». Это то, что он бы хотел услышать: что ей хорошо, что все хорошо, что он не принес ей вреда.