Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

— Да? А какой секрет, если не секрет? — спросила Фарида.

— На днях, отправив детей в школу и детский сад, я поехала в СИЗО и передала Ильмураду передачу от Вашего имени — сказала Фатила.

— Ну, спасибо сестричка, Вы просто ангел! Вы сделали для меня столько, даже не знаю, как вас отблагодарить, ей Богу.

— Да ерунда все это, Фарида Гуппичопоновна, главное — Вы и Ваш сын Ильмурад живы и здоровы! Я уверена, что скоро они отпустят Ильмурада из под стражы! Вот увидите. Потому что у нас в Узбекистане действует самый гуманный и справедливый суд во всем мире! — подбадривала Фатила Фариду.

— Ой, спасибо еще раз, дорогая за хорошые слова. Дай бог Вам крепкого здоровья и долгой жизни… А как Ваш муж? Его тоже скоро освободят?.. Простите, ради Бога Фатила, за то, что сыплю соль на Вашу еще незажившую рану — сказала Фарида.

— Спасибо, Фарида Гуппичопоновна, мой муж сам не хочет освободится. Он пишет из зоны такие интересные письма, что читая их, я удивляюсь. Вот у меня с собой есть одно его письмо, я сейчас прочту его, если, конечно, оно не утомит Вас — сказала Фатила, вытаскивая из своего бюстгалтера листок бумаги.

— А ну-ка прочитайте — заинтересовалась Фарида.

Фатила начала читать письмо художника баталиста Хорухазона Пахтасезоновуча, которое он отправил из зоны, где отбывал срок по собственному желанию ради искусства.

Здравствуй, моя весенняя верба Фатила! Как поживаешь, как творчество? Всё рисуешь пейзажи? А я здесь рисую такие картины, что если увидишь, замрёшь от восторга, словно каменная статуя Афродиты! Тут такая поножовщина и такие драки бывают, что невольно думается, что тюрьма — это просто рай для художников-баталистов. Особенно интересно наблюдать, когда дерутся осуждённые родные братья — Мусульманин Мулла Сурабудун и христианский священник Инабудун-Игумей. Увидев это у меня в душе начинается праздник, и я с радостью рисую их, то акварелью, то масляной краской, то темперными красками. Иногда в спешке рисую пастелью эти захватывающие кровавые схватки между братьями. Кстати, мимоза моя милая, когда ты отправляешь мне посылку, не клади в посылку еду или одежду. Клади только красную краску. Потому что здесь мне не хватает красной краски для того, чтобы рисовать кровавые сцены с натуры. Недавно я провел вернисаж под открытым небом, вывесив свои картины с батальными сценами на колючую проволоку. Увидев мои картины, бедные осужденные обрадовались. Даже самые хмурые отпетые бандиты, которые здесь мотают срок, глядя на мои картины, тоже улыбались, показывая свои золотые зубы, или фиксы, как они их называют. Особенно понравились мои картины начальнику зоны и операм. Начальник зоны даже предлагал стольник, то есть сто узбекских сумов, за мою самую кровавую картину, но я отказался продать её. Не нужен мне твой стольник, начальничек, говорю я ему. Искусство бесценно!

— Ну, тогда подари мне эту картину. Я её увеличу и прикажу повесить в столовой, для устрашения осужденных — сказал он.

Я отказался подарить ему эту картину века. Тогда его вертухаи избили меня дубинками и забрали её силой. Вечером, когда начал собирать свои картины, я ахнул. Смотрю — холст одной картины кто-то аккуратно вырезал и украл! Я так обрадовался, так обрадовался! Почувствовал себя Винсентом Ван Гогом, великим Пабло Пикассо! Хожу туда-сюда, не перестаю улыбаться гагаринской улыбкой. А рама моей украденной картины висит на запретке, словно рамка от пчелиного улья. Начальник зоны говорит мне, ты чего, грит, дурак, улыбаешься, у тебя, грит, картину украли, а ты радуешься, вместо того, чтобы плакать. Ты с ума сошел, или притворяешься? Таким путём хочешь попасть под амнистию, да? Не выйдет, не надейся даже, художник вонючий!

— Я всё улыбаюсь голливудской улыбкой:

— Эх, начальничек, не понимаешь ты, настоящий художник это тот, у которого крадут картины! — сказал я.

Услышав мои слова, начальник зоны рассердился.

— Ах ты еще и философ?! Ну, ну. Бейте Геродота! — приказал он вдруг своим операм. Те бросились на меня с железными прутьями в руках. Начали бить меня бейсбольными битами, куда попала. Кровь у меня сочится из носа и изо рта. Солдаты конвоиры напустили на меня злых собак. Два ротвейлера и две овчарки рыком начали грызть мои ноги, оперы избивают меня. А я радуюсь и спешно рисую эту кровавую сцену своей собственной кровью на холст. Одним словом, получилась картина на ура. Но меня радовало не это, а та пустая рамка, которая осталась от моей украденной картины. Эта рамка стала моей коронной картиной! Я назвал её «Пустой квадрат». Один зек спрашивает, художник, а художник, а что означает слова «Пустой квадрат».