Дмитрий Липскеров - Теория описавшегося мальчика

— Я тебе дам — горилла!!! — и, сжав кулак, помахал им перед лицом прозектора.

— Отставить! — приказал капитану полковник.

— Есть «отставить»!

— Существует такое русское имя — Гаврила, — пояснил полковник подчиненному. — Знаете такой стих: «служил Гаврила хлебопеком»?

— Никак нет! — потерялся капитан, зыркая глазищами рефлекторно.

И полковник продекламировал:

— «Служил Гаврила хлебопеком, Гаврила булку испекал, своим орлиным острым оком он бракоделов пресекал!»

— И почтальоном Гаврила служил, — добавил прозектор. — И бюрократом…

— Про бюрократа я не знал! — признался полковник.

Надо книжки почитать в библиотеке, решил капитан Зырин, почесав мощные тылы.

— Так куда же трупы делись? — еще раз поинтересовался полковник.

Доктор Гаврила развел руками.

— Но были, — уточнил.

— Посторонних на территорию морга пускали?

— Никого. Да никто и не просился.

— В одиночестве выпивали?

— Конечно…

Пошли смотреть камеры наблюдения. Крутили с момента заноса трупов, закладки их в холодильники до настоящего времени.

— Странно, — протер носовым платком лицо полковник.

Капитан утирался рукавом кителя.

— И я говорю, — ответил Гаврила-прозектор. — Иллюзия! Морг, знаете ли, странное место!

— Да?.. А почему?

— Здесь все по законам смерти.

— А вот заезжий человек-ксилофон говорит, что смерти нет!

— И я слышал. И прав он, быть может!

— На чем основываетесь?

— Было семь свежих человеческих трупов! — провел логическую связь Гаврила. — А стало семь птичьих тушек! Иллюзия! Иллюзия смерти!

— А как в протоколе написать? — задумался полковник.

— А так и напишите — иллюзия… А лучше вот как — сегодняшнего числа в городе Коврове было все спокойно…

— Это не Багдад… — И проговорил: — Прозектором служил Гаврила, Гаврила трупы разрезал!.. Зовите осветителя!

Раритетное авто вмиг домчало своих седоков до нужного адреса.

Яков Михайлович встречал гостей с распростертыми объятиями:

— Здравствуйте, дражайшая Анастасия Ольговна!

— Вы меня в плен взяли?

— Что вы! — отмахнулся психиатр, пыхнув сигарным дымом. — Скорее в союзники!.. А вы, Загладина, боялись, что не научитесь пользоваться мобильным телефоном! Справились же! — Яков Михайлович потрепал старуху по щеке и разрешил подкрепиться остатками котлет. Старуха села за стол и принялась есть с завидным аппетитом. — А вы, Настенька, пластиночку, надеюсь, захватили?

— Со мной, — призналась девушка. — Но если что, вы же знаете… — она показала на свой живот. — Нажму — и все!

— Знаю, знаю! — закивал Яков Михайлович. — Но мы теперь не враги. Все поменялось. Сейчас я вас беру под свою дружескую опеку!

— С чего я должна с вами дружить? — удивилась Настя.

— А потому что вас у Ивана Диогеновича убьют!

— Откуда вы знаете? — Настя вновь ощутила страх именно в том месте, где прятала пластинку.

— Потому что вы ему больше не нужны. У него новая Настя! Оригинальная, так сказать!

Она промолчала. Стояла красная, напряженная. Она вдруг вспомнила интернат для детей-сирот, в котором училась, и директоршу, пятидесятилетнюю тетку по имени Ольга. Злобная была и властная. Все ненавидели ее в едином порыве. И мальчики, и девочки. Одно время Насте казалось, что тетка хочет убить ее. Дрожала по ночам, когда та ночью открывала скрипящую дверь в девичью спальню и подкрадывалась на цыпочках почему-то к ее постели. Трогала волосы… А в седьмом классе она вдруг удочерила Настю и забрала к себе на квартиру жить. И там, на нейтральной территории, она стала Насте лучшей матерью на свете. Добрая и ласковая, директриса лишь на мгновение успела открыть перед девочкой радость семьи. Через восемь месяцев женщина скоропостижно скончалась. Настя вернулась заканчивать восьмой класс в интернат, а когда пришло время получать паспорт, она записала отчеством «Ольговна», в честь приемной мамы, долго уговаривала в загсе с коробкой конфет «Птичье молоко». А фамилию «Переменчивая» взяла из своего сна. В том же сне ей снился Иван. Он и говорил ей: «Ты такая все время меняющаяся!..» Во всяком случае, ей позже так казалось…

— И чего вы к нему прилипли? — не выдержал Викентий, задергав лицом.

Настя очнулась, облизнула губу и решительно произнесла:

— Он — Вера…

— Простите, — придвинулся ближе Яков Михайлович, — кто он?

— Вера, — повторила Настя.

— А это как?

— Я так понимаю — есть Господь… — девушка замялась, думая.