Ассия Джебар - Жажда

Я привела к ним моего маленького племянника. Рашиду шел пятый год, он не был красивым мальчиком, но мне он нравился, нравились его капризы, его плохой характер, его насупленность и хмурость. Иногда у него случались приливы нежности ко мне, и тогда я оказывалась у него в плену, беззащитной, не в силах скрыть моих к нему чувств. Я горячо его целовала, и он вдруг становился необычайно послушным, прищуривал, будто от резкого ветра, глазки и корчил такую чудную рожицу, что становился поистине прелестным ребенком. Только его я и любила.

В тот день он взял меня за руку и приказал: «Возьми меня с собой». Мирием умоляла немного освободить ее, ей сейчас дела не было до детей, она вся была поглощена лишь тем ребенком, который шевелился в ее чреве. Я сказала ей об этом с ехидным смешком, который мне самой резанул слух. Я вдруг показалась себе недоброй, хотя и не почувствовала за собой никакой вины, когда Мирием с сожалением вздохнула, услышав мои слова. Я взяла Рашида с собой.

Али, увидев его, пришел в восторг. Они сразу же подружились и ушли в сад. Их смех доносился к нам на веранду, где мы сидели с Джедлой. Она была все так же бледна, как и накануне, и казалась нервозной. Едва слушала мой рассказ о нашей поездке, о том, как я провела время в Алжире.

Рассказала я ей и о том, что произошло с Хассейном. Сам он у нас пока не появлялся.

Я должна была вернуться с Рашидом домой к обеду. Джедла хотела, чтобы мы остались у них, но я не могла. Али и Рашид спокойно направлялись к нам из сада, как старые добрые друзья, проделавшие длительное совместное путешествие. Джедла была теперь сама любезность. Желая казаться ласковой, она настойчиво предлагала Рашиду скушать кусочек торта, который она сама утром испекла. Когда она появилась из кухни с тарелкой в руках, то выглядела почти счастливой. С какой-то несмелой улыбкой она протянула пирожное ребенку. А Рашид вдруг насупился, как это случалось с ним дома, когда он бывал в плохом настроении. Он опустил голову и попятился от нее. Джедла ласково упрашивала его, говорила, чтоб он не смущался. Опустилась даже перед ним на колени, все так же улыбаясь, и снова предложила ему взять тарелочку с пирожным. Мальчик отказался от угощения вторично, и нам с Али стало как-то не по себе. Рашид все так же упрямо молчал, смотрел недобрыми глазами на Джедлу. А она все так же терпеливо и ласково, все с той же улыбкой упрашивала его.

Он попятился от нее и стал льнуть к моим ногам, как бы ища укрытия. Джедла снова, в третий раз протянула ему пирожное, и я увидела в ее смущенном взгляде мольбу, смешанную со страхом. Но Рашид отрицательно тряхнул головой и еще плотнее прижался ко мне. Джедла готова была разрыдаться, глаза ее вдруг заволокли слезы, и она, торопливо поставив тарелочку на стол, побежала в кухню.

Мы с Али с беспокойством переглянулись. Я поднялась и пошла за Джедлой. Она стояла, прислонившись лицом к стене. Нельзя было не растрогаться, увидев ее прямую, гордую спину, вздрагивавшую сейчас от плача, — это зрелище взволновало меня больше, чем вид ее беспомощно распростертого на кровати тела. Джедла, казалось, слилась навеки с каменной стеной. Я смогла только в утешение опустить ей руку на плечо и тихо позвать:

— Джедла! Джедла!

Она резко обернулась ко мне.

— Уйди! — закричала она. — Убирайся! Оставь меня! Оставьте меня все в покое!

Да, точно. Я не ошиблась. Даже сквозь слезы я прочла в ее взгляде именно ненависть.

Когда я вышла на веранду, я поняла, что Али все слышал. Он захотел проводить меня до дому, боясь, наверное, показываться сейчас на глаза Джедле. Я печально улыбнулась ему.

Перед моей дверью он отчетливо произнес, будто заранее взвесил слова, пока мы шли молча:

— Надия, не надо сердиться на мою жену, надо ее извинить…

Я пожала плечами. И почувствовала вдруг, что могу разыграть с ним прекрасную сцену, изобразив этакую усталую снисходительность.

— Надо ее понять, прошу вас, — продолжал он тем временем. — Она очень нервничает вот уже несколько месяцев, после своих неудачных родов. Теперь она думает, что уже никогда не сможет иметь ребенка. И когда она увидела, что Рашид боится ее, ей стало невыносимо тяжко.

Он сжал мою руку, словно умоляя меня понять; и я уверила его, что вовсе не сержусь на Джедлу, обещала скоро вернуться к ним и улыбнулась даже для пущей убедительности.

Остаток дня я думала только о том, что у меня сейчас есть гораздо больше оснований радоваться, чем расстраиваться: ну что мне Джедла, если я теперь завоевала расположение и доверие самого Али! Только его дружба могла теперь служить моим целям вплоть до того момента, когда Хассейн от угроз перейдет действительно к делу. Хотя само «дело» в конечном-то счете, вздохнув, подумала я, оставляло меня весьма равнодушной…