Диана Виньковецкая - На линии горизонта

Люди везде ещё люди, со своими судьбами, и «такие» — в России, и «не такие» — в Америке. На фоне бедности, бездеятельности, безответственности — «такие» — это «свои», «мы», «наши» — желающие последних слов и последних вопросов; а в блаженной стране Америке — «не такие» — это «чужие», «они», «не наши», «ихние» — без жгучих желаний проникать за поверхность вещей. Есть какая‑то непостижимая тайна между чувствами и рассудком; и роковую черту не хочу переступать, (да, и не найти её) потому уклонюсь от ответа: такие ли люди американцы, как и мы? Противопоставления часто приводят к стереотипным и банальным суждениям. То‑то и оно, что наши оптовые оценки мало чего стоят — и лучше уклоняться от обобщений. Ведь ярлыки, рассуждения в общих категориях, часто многое упускают, и всегда утверждаются за счёт других.

Остаюсь на линии горизонта, и не заглядываю за него. Однако линия горизонта есть только в нашем воображении, — это идея, фикция, обман. Мечты и сравнения почти не имеют отношения к реальности. И нельзя стоять на том, чего нет… Но ведь есть Добро и Зло. А попробуйте провести между ними чёткую разделяющую черту? Каждый проводит свою, где хочет, по своему усмотрению и в своих интересах.

И каких только линий не нарисуется: прямых и расплывчатых, параллельных и пересекающихся, скользящих, лазерных, извилистых, фрактальных, бесконечно извивающихся и во времени и в пространстве, а иногда просто повисающих в воздухе… И все они существуют. И твоя тоже. Такая она или не такая как у других?

Кто бы мог подумать, что я окажусь в Америке! За границей я ни разу не была, хотя с детства мечтала побывать в сказочных таинственных странах, ещё тогда, когда снежными зимними вечерами сёстры читали мне сказки, и потом в молодости, когда ночами восторгалась французскими романами и вместе с героями бродила по волнующему Парижу. И вот только в семьдесят лет мне удалось выехать. Неведомая и загадочная американская жизнь и я — представитель доживающего русского поколения.

Дочь намного раньше меня уехала в Америку и письма писала. Уговаривала нас с отцом переезжать, но мы и думать не думали, и ни в какую не хотели насовсем уезжать на чужбину. «Не под чужими небесами…» — как писала Ахматова — «Не с теми я, кто бросил землю на растерзание врагам», и как пели в наших песнях: «Не нужен мне берег турецкий…» Конечно, навестить родных и посмотреть Нью–Йорк, Рим, заграницу было привлекательно, но нам отказали в визе, сказав, что нас выпустят, если мы оставим Россию навсегда, без возврата. Как покинуть то, что любишь? Всё бросить, родных, друзей, людей, с которыми прошли весь путь — от весёлых патриотических возбуждений и надежд до полного падения коммунистических иллюзий. Ведь мы сроднились со всем своим поколением, со всем что переживала Россия, то переживали и мы. Вместе со всеми я встречала и переживала ужасные и грандиозные события второй мировой войны, блокаду, очарование Сталина и разочарование в нём. И первый спутник, и весь Космос, и падение Союза. Я любила свою родину, находила во всём только позитивное, и другого я ничего не могла представить.

Долго собиралась я в эту Америку. У меня внутри много разного в сторону Америки шевелилось. С одной стороны вспоминала, как после войны приходили американские посылки с вещами и продуктами, тушёнкой, какао, а с другой — какой‑то протест был в душе, слишком уж все гордятся этой Америкой. С одной стороны тайное любопытство, а с другой страх перед неизвестностью. Только после смерти моего мужа поехала в гости: посмотрю, думаю, своими глазами на вашу хвалёную Америку. Но случилось так, что мне пришлось остаться тут надолго, уж, видно, навсегда. Вот уже восьмой год живу в Америке. Чего только я тут не насмотрелась и не напереживалась! Внуки и дочка всё время просили, чтобы я описала свои впечатления про американскую жизнь, как встретилась русская бабушка со своими американскими внуками, как приспособилась к новому миру, что и как приняла и чему удивилась. Напиши да напиши!

— Это для вас интересно, а посторонним читать про старую бабку какое удовольствие? — отвечаю я. Что нового я открою про Америку после Колумба? И что такого особенного я расскажу? Ведь всем интересно читать про красавиц и принцев, секс, чтоб сладко глаза зажмурить и не думать о повседневности, а вы хотите меня, простую женщину, выставить на всенародное обозрение? И чего вы ожидаете от меня? Конечно, мысленно я здесь многое передумала, пересмотрела разные свои отношения, но сколько ещё остаётся непонятным, и как ещё ускользают значения отдельных событий. Как будто кто‑то протянул мне лист репейника, вдруг превратившийся в скатерть— самобранку или плывущую лодку.