Диана Виньковецкая - Горб Аполлона - Три повести

Ритмичные звуки волн касались подножия укреплённой стены и, не смолкая, пенисто перешептывались, шепелявили, шипели, шебуршались, шелестели, насыщая воздух морским, чуть слышным йодистым влажным запахом. Из рассыпчатых звуков волн слышны мелкие ритмы, и ещё ритмы, и ещё… до бесконечности. «Из нашей кипящей пены вышла богиня любви Афродита, и с тех самых пор люди страдают, мечутся, грустят, бегают. Почему? Их слёзы имеют вкус нашей горько–солёной воды. Среди грандиозных изобретений современной техники они потерялись, не знают: куда деваться? Где спрятаться? Чего хотеть? Как мелкая зыбь не касается нашей океанической бездны, так и ткань человеческой жизни не меняется с сотворения мира, изменяются только её узоры, одежда, вещи. И как часто их корабли тонут, а они лишь чинят паруса! В ничтожном тряпье видят великое…» Это шептали волны.

А что говорили люди?

Рядом с Виктором сидела женщина, изящная и необычайно красивая, с огромными бархатными глазами, в открытом сарафане, подчёркивающим приятную линию её плеч. Это гостья из Москвы, тоже искусствовед, приглашённая в Америку нью–йоркским музеем для консультаций по русским иконам. Она смотрит только в океаническую бесконечность… и весь её вид показывает, что она ничего не слышит и не видит, кажется, океан навечно завладел её мыслями. Её зовут красивым именем Ева. Неожиданно слова Виктора отрывают взгляд Евы от линии слияния воды и неба, она оборачивается к нему:

— Напрасно вы так говорите. С силой любви ничто не может сравниться, всё создано любовью. В любви всё лучшее, что есть в человечестве, вы… ничего не понимаете, — не вдыхаете в себя ничего светлого, ничего прекрасного…

— Можно ожидать, что Ева вот–вот произнесёт какую‑то гадость в адрес Вольтера, но она сдерживается и только недовольно поджимает нижнюю губу. Красота диктует ей поведение, даёт свободу. Противоречие с её взглядами, непонимание её мнений вызывает в ней раздражение. Таких женщин мужчины не любят, хотя… это утверждение противоречиво.

Вольтер спокойно, подняв высокий лоб и посмотрев в сторону океана, небрежно восклицает:

— Где вы видели «истинную женскую любовь?» Только в романах о ней пишут, чтобы приукрасить людей. Любовь придумали провансальские трубадуры в эпоху рыцарских нравов… и с тех самых пор возомнили, что женщины вдохновляют, спасают. Всем известно, что мужчина испытывает то, что называется любовью, к каждой красивой женщине, а некоторые просто к любой юбке. Как говорит, всем известный Фёдор Карамазов, и Лизавету Смердящую «можно счесть за женщину, даже очень…» Женщина сама нуждается в любви и… обрекает себя на разочарование, если будет мечтать о невозможном.

— Вы понимаете любовь, как лихорадочную чувствительность? как половое влечение? — усмехнулась Ева.

— А что же это, по–вашему? Стихи, вздохи, розовый туман? В глубине души каждый знает, чем заканчивается любовь. — Он отводит взгляд от собеседницы, резко опускает голову и грустно добавляет — Тупиком. Противоречия ума и сердца неразрешимы, и от этого нет никакого спасения.

— Ева говорит не о любви в мире тел, а о слиянии душ, — громко и жеманно вставляет миловидная женщина Марина. Она художница, её муж работает на Уолстрите. Марина разрисовывает ткани, обои, декорации. На ней платье собственного рисунка. Она большая щеголиха.

— Никто не отрицает, что есть любовь к родителям, сёстрам… и вообще. Пожалуйста, мы можем рассуждать об «интранзивной» любви — любви самой по себе, как таковой. Я только не верю в спасательную силу женской любви к мужчине, не думаю, что женщина возвышает. И Виньковецкая преувеличивает эти женские возможности. Женские чары часто ведут к разрушению.

— Вы никогда никого не любили, сударь. Я думаю, что вы не понимаете смысла любви. Без любви нельзя ничего делать, любое занятие делается только с любовью, — перебивает его Ева. — Помните условия апостола Павла? : «если любви не имею…»?

Тут из‑за колонны раздаётся недовольный голос другого мужчины фотографа Фимы.

— Вот набросились на Виктора, а ведь он говорит правду: нет идеальной любви. Я думаю, что всё так перепутано, так омрачено лицемерием, тяжестью семейных обязанностей, выгодой, что можно ли найти любовь в наше время, освобождённую от предрассудков и условностей? Хочу посмотреть…

Фима так подчёркнуто–эмоционально это говорит, что может показаться, будто он только что перенёс женский обман или бракоразводный процесс. Совсем нет, он вполне счастливо живёт со своей второй женой, но, помимо фотографии, пишет стихи, и это скорее возбуждает сомнения, чем надежды.