Валентин Черных - Свои

И тут гармошка замолчала и пение прекратилось. Катерина выглянула в окно.

Мимо изб пронеслись на таратайке двое полицейских и в конце деревни, на горке, залегли с карабинами.

Один с ручным пулеметом занял позицию на колокольне без креста на куполе.

Бабы бежали с речки, чтобы укрыться в домах, и тащили за собою детей. И только деревенский дурачок, улыбаясь, подошел к Полицмейстеру, сорокалетнему, старше всех полицейских, и снова заиграл и самозабвенно запел:

— Заберем? — спросил полицейский.

— Это местный идиот, — ответил Полицмейстер. — Скиньте ему штаны и всыпьте.

— Шомполами? — спросил полицейский.

— Ремнем, он же мальчишка.

Дурачка тут же на «козле» для пилки дров отлупили ремнем по голой заднице. Дурачок кричал и плакал.

Полицмейстер и трое полицейских начали обход дворов, осмотр подвалов и чердаков.

Все сараи были уже заполнены новым сеном. Полицейские стреляли в сено — три выстрела — и прислушивались. Полицейских сопровождал Старик.

Полицейские приближались к дому Старика и наконец вошли во двор. Обыскивали подвал, чердак. Вошли в сарай. Полицейские сделали три контрольных выстрела. Полицмейстер наблюдал за Стариком.

— Еще три сверху, — сказал Полицмейстер.

— Если и мне веры нет, то пошел бы ты… — сказал Старик Полицмейстеру. — Завтра поеду к коменданту и сдам свою должность.

Старик вышел из сарая, сел на завалинку и закурил. Полицейский приготовился сделать очередные выстрелы, но Полицмейстер остановил его жестом, вышел из сарая, сел рядом со Стариком и тоже закурил.

— А я никому не верю, — сказал Полицмейстер. — Потому что, если придет твой сын или зять, не выдашь ведь?

— Не выдам, — согласился Старик.

— Поэтому и для тебя исключений не будет, — пообещал Полицмейстер и добавил: — Беглых пленных я найду, далеко они убежать не могли. Но еще одно указание вышло: забирать евреев, цыган и убогих и отсылать и лагерь.

— Мне-то что от этих указаний?

— Этот идиот Кирюха-музыкант ведь брат твоей Нюрки? А может, и Нюрка не совсем того?

— Чего несешь-то! Знаешь же, что Кирюшку матка уронила недельного от рождения, у него темечко было еще мягкое.

— И по сей день еще не затвердело…

Старик вошел в сарай, прислушался и сказал:

— Вылезайте, они уехали.

Ему не ответили. И не было никакого шевеления сена. Старик молча ждал. Чекист и Политрук показались почти одновременно, спрыгнули и улыбались радостно и растерянно. Старик молча их рассматривал, потом повернулся и, не сказав ни слова, пошел к дому.

Уже темнело. В доме зажгли керосиновую лампу. Чекист и Политрук лежали в сарае.

Они смотрели на стадо коров, которых гнали через деревню. Коров встречали женщины. Анна загнала во двор двух коров и подросшего теленка. Вынесла тазик с водой, промыла вымя и начала доить.

И была она снова в новом креп-жоржетовом ярком платье. Чекист смотрел на нее, и очень она ему нравилась и крепкими проворными руками, и волосами, заплетенными в косу, и тем, как она сидела на корточках.

— Старик сегодня ночью нас убьет, — сказал Чекист.

— Зачем? — спросил Политрук в явной растерянности.

— Мешаем мы ему. Ему надо сына сохранить. Одного он прокормит, в подвале может и несколько месяцев продержать, а когда все утрясется, выправит ему документы. Одного ему даже немцы простят, а троих никогда.

— Мы же уйдем.

— А если нас схватят? Можем выдать. Он не будет рисковать.

— Как нас можно убить?

— Запросто. Напоит самогоном, подмешает туда какого-нибудь дурмана, чтобы крепче спали, и секир-башка. Так что самогон не пить, вилы держать под рукой.

Когда совсем стемнело, Снайпер вынес из дома горшок щей, миски, бутыль самогона и закуску: огурцы, лук, соль.

Снайпер разлил самогон по кружкам. Политрук отметил, что им налил больше, себе же плеснул на донышко. Чекист пригубил самогона и спросил:

— Полицай нас не выдаст?

— Ему что, жить надоело? Он нам хоть и далекий, но родственник.

— Полицай где дежурит? — спросил Чекист.

— Мельницу и мост через реку охраняет, завтра он в ночь нас в надежное место отведет.

— Мы сегодня уходим, — сказал Политрук.

— Завтра уйдем. Ешьте, пейте.

— Сегодня уйдем, — повторил Политрук. — Ты с нами или остаешься?

— Конечно, с вами. Чего не пьете? Выпейте. Когда еще придется выпить? Я сейчас хлебушка еще принесу.

Снайпер шагнул к двери сарая. Чекист поймал его за рукав рубахи, дернул на себя, ловко завел ему руку и приставил к горлу бритву.