Олег Зоберн - Шырь

Утром инвалиды ругали Митю за растрату, требовали свои деньги, а он, возбужденный с похмелья, рассказывал им, какие интересные есть неподалеку места и люди.

Митя не дождался своего нового друга. В тот день Красный Богатырь вернулся к парикмахеру Гене. Сначала Гена был ласков, а потом, выпивши, надавал Богатырю оплеух и запер его в ванной.

С наследником российского престола я встретился в Москве, в кофейне на Мясницкой улице. Был ясный майский день, мы расположились за столиком у окна. Месяц назад наследник прибыл из Франции, чтобы остаться на исторической родине, но ни в прессе, ни в теленовостях информации об этом не было. Он родился за рубежом и до сих пор посетил Россию только раз: в 1998 году присутствовал на церемонии захоронения останков царской семьи в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга.

Я решил побеседовать с ним, чтобы включить это интервью в околополитическую статью для журнала, издаваемого Московской Городской Думой. Статью не опубликовали, однако гонорар заплатили вперед, и возвращать деньги Думе мне не пришлось.

Телефон наследника я нашел, обратившись в Московское дворянское собрание.

Накануне я много думал о предстоящей встрече, а в ночь перед ней увидел сон: будто в саду на ветви дерева, цветущего розовым цветом, сидел наследник, и верхняя половина его тела была, как у толстого бородатого мужика, а нижняя, как у птицы, покрытая зелеными и красными перьями. На ватных ногах, в почтении и страхе, я приблизился к нему и зачем-то спросил, почему перья разного окраса. Наследник ответил, что пестр оттого, что склонен к межвидовому скрещиванию. Затем я взглянул на небо. Оно было черным, хотя вокруг откуда-то равномерно источался яркий свет. И повсюду в этом саду цвели розовые деревья.

Наследник пришел вовремя. Лет тридцати, худощавый, с длинным носом, одетый в черные брюки, сандалии на босу ногу, белую рубашку и галстук с гербом Оксфордского университета. Держался он неманерно, по-русски говорил с акцентом, но почти без ошибок, произнося слова раздельно, как бы с опаской.

Диктофон наследник попросил не включать, и ниже я привожу нашу беседу по памяти, в виде безыскусного чередования фраз, не уснащенных моими ремарками. На многие вопросы наследник не ответил, и здесь их нет, поэтому диалог выглядит несколько эклектично из-за незримых пробелов.

Я заказал стакан яблочного сока, а наследник выбрал две порции блинов со сметаной и большую чашку эспрессо. Когда принесли заказ, он наклонился над тарелкой с блинами, понюхал их, улыбнулся и сказал:

— У нынешней парижской молодежи в ходу поговорка: «В каждом кафе должна быть маленькая черная дыра, в которую можно нырнуть, чтобы не платить, когда поешь и попьешь». В чем-то справедливое выражение…

Я согласился с этим и приступил к интервью:

— Как вы считаете, чего лишена интеллигенция в современной России?

— Выбора. Здесь и сейчас интеллигенту надо быть либо добрым геем, либо злым гением. Третьего не дано.

— Какой вы надеетесь видеть Россию в ближайшем будущем?

— Похожей на древнюю икону — немой и потемневшей, но неистребимо живой в глубине. Иными словами, хочу видеть ее сквозь тонированное стекло лимузина.

— Когда, по вашему мнению, политическая проституция в России перейдет на новый уровень, то есть станет почти незаметной?

— Когда коммуникации станут совершенны. То есть когда прямо в объектах вожделения появятся отверстия для кредитных карт.

— Почему вы решили жить в России? Ведь вы не планируете прийти во власть, либо еще как-то включиться в общественную деятельность.

— Может, это звучит странно, но я хочу здесь расслабиться и ощутить дрожание основ… Россия — это не тривиальный бордель, как многие думают в старой Европе. Россия — это моя бесплатная станция комфорта, ведь, живя во Франции, я всегда ощущал себя… воином в походе.

— С чем вы ассоциируете модернизацию путей Господних в современной России?

— С радикальным попом на экране телевизора.

— Как вы думаете, в России сейчас есть оппозиционеры власти?

— Да, есть. Эти люди больше всего боятся подставить свои задницы власти. Но при этом хотят, чтобы власть их изнасиловала. И мечтают нащупать точку сопротивления: пишут публицистику, выступают в телешоу. После смерти они попадут в рай, и там им будет хуже, чем в аду, потому что в раю нет ни одного насильника.

— Вы были в России более десяти лет назад. На ваш взгляд, простые трудящиеся россияне изменились с тех пор?