Мартин Винклер - Женский хор

Как вы могли?

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Франц. — Как я мог присвоить себе право сделать то, что сделал? Впрочем, кто докажет, что все было именно так, как я рассказал? Кто докажет, что я сказал правду?

Я не ответила.

— Правильно, никто. Это знаю я один. Я живу с этим один уже почти тридцать лет. Я никому об этом не говорил. Даже Оливье. Даже Алине.

У меня пересохло во рту.

— Поэтому вы ушли из хирургии? — прорычала я. — Вы чувствовали себя виновным в убийстве человека?

Я сказала это, чтобы заставить его защищаться и оправдываться. Я надеялась, что он назовет массу оправданий, и тогда я смогу швырнуть их ему обратно в морду, одно за другим. Но он опустил голову и, помолчав, ответил:

— Ты не поймешь, но, даже если я никогда не прощу себе того, что убил Камиллу, я не сожалею о своем поступке. — Увидев, что я действительно его не понимаю, он покачал головой и продолжил: — После его смерти я часы, дни, недели ходил как зомби. Я не знал, что делаю, чего хочу, а еще меньше — кто я такой. Я думал, что занимаюсь этой профессией для того, чтобы лечить и восстанавливать. Но в случае с Камиллой я не сделал ни того, ни другого. А потом однажды, не знаю когда, Мангель остановил меня в коридоре и, хитро улыбаясь, сказал: «У меня есть для тебя интересный случай. Один педиатр только что сообщил мне о рождении младенца неопределенного пола. Очевидно, потребуется наше вмешательство. Иначе этот ребенок и его родственники будут страдать всю жизнь. Осмотри его и сам реши, как его оперировать. Я тебе полностью доверяю». Помню, я ответил как во сне: «Вы знаете, кто это — мальчик или девочка?» — «Нет, какая к черту разница?!» — «Как же мы узнаем, не изуродуем ли мы его? Хотя мы изуродуем его в любом случае…»

Он улыбнулся, положил руку мне на плечо и сказал: «Да, придется рискнуть. Но будь уверен, если это мальчик и если он придет и попросит его исправить, ты будешь как раз тем человеком, который ему нужен, чтобы пришить новые яйца».

Тогда я понял, что мне никогда не справиться с этими мясниками и кровопийцами. Их всегда будет больше, и они всегда будут сильнее меня. Каждый раз, когда я буду говорить: «Я отказываюсь оперировать», найдется кто-то, кто сделает это вместо меня. Я выбрал урологию, чтобы лечить, а не для того, чтобы калечить половые органы, и уж точно не для того, чтобы пришивать яички или, хуже того, искусственный пенис вместо того, что я ампутировал двадцатью годами ранее! Я не мог там оставаться, смотреть на то, как они калечат детей, и, видя, как эти дети мучаются, облегчать совесть, своими руками избавляя их от страданий. Я не мог ни остаться сообщником, ни превратиться в мясника. Тогда я понял, что должен уйти. Но прежде нужно было как-то помочь ребенку, которого мне полностью доверили.

В роддоме меня встретил Оливье. Он очень боялся, что придет Мангель, и очень обрадовался, когда вместо него пришел я. Я его успокоил. Потом я пошел взглянуть на ребенка, и, увидев, как отец держит ее на руках — держит ее на руках? — и дрожит от страха, что ей причинят зло, я подумал: может быть, я совершу глупость, сказав отцу, чтобы он взял ребенка и бежал как можно дальше от моего скальпеля, но если это так, то я сглуплю с ними, а не против них. Я успокоил отца, посоветовал ему как можно быстрее бежать из больницы и воспитывать ребенка, смотреть, как он растет…

Что он такое говорит?

— Подождите… Ваша пациентка Альфа — это она?

— Да.

Какая чушь…

— Почему вы решили, что это девочка?

— Не знаю… — Он пожал плечами. — Я это почувствовал. Я держал ее на руках.

— Но вы этого не знали! — сказала я, охмелев от ярости. Внезапно я почувствовала себя в ловушке того, чего не понимаю.

— Нет, я этого не знал.

Теперь я заорала во все горло:

— Вы вообще ничего не знаете! Вы никогда ничего не знали! Вы даже не уверены, что то, что вы здесь делаете, идет кому-то на пользу!!!

Он посмотрел на меня, удивленной моей внезапной истерикой:

— Нет, ты права, я ничего не знал. А сегодня знаю еще меньше.

— И вы действительно верите, — пробормотала я, — что эта пациентка-мечта придет пожать вам руку? Что она вдруг возникнет здесь как по мановению волшебной палочки и скажет: «Это не страшно, мсье Карма. Вы правильно сделали, что убили Камиллу и отпустили меня, вместо того чтобы изуродовать, как его. Поздравляю вас! Вот мое благословение!» Так?

— Нет. Я думаю, что, заставляя себя ждать того, кто никогда не придет, я смиряюсь с тем, что никогда себя не прощу. Впрочем, единственный человек, который мог бы меня простить…