Вероника Черных - Икона

– Понял, товарищ Еникеев!

– Если не поймёшь хоть раз в течение всей твоей долгой жизни – собственными руками расстреляю. Вопросы?

– Нет вопросов, товарищ Еникеев!

«А ведь в его голосе страха нет, – подумалось Еникееву. – С чего бы это? Смерти не боится? Смелый какой… Ну, я за тобой понаблюдаю, бандит».

Хлопнул Корпусов дверью, ушёл задание выполнять. Вера, не торопясь, поела картошку с хлебом и со сметаной. Затем первый секретарь и милиционер вышли в кухню, а Вера с помощью матери переоделась в простое платье, с её же помощью встала на колени перед иконой святителя Николая, стоящей на своём месте в красном углу, и стала молиться.

Ефрем Епифанович слушал их невнятное лепетанье и удивлялся частому биению своего сердца. Неужто и его зацепила повальная эпидемия под названием «религия»?! Зажмурившись, он замотал головой. Встал со стула, отошёл к окну, закрытому занавесками, отдёрнул.

Темнота рассеивалась. За горизонтом просыпалось солнце. Пасхальная ночь уступала место пасхальному утру.

«Это нам повезло, – думалось Еникееву. – Народ вернулся в дома, перекусил крашенными яйцами и завалился спать. Повезём эту парочку ненормальных – никто и не заметит, а значит, и беспорядков не будет».

Наконец, Карандеевы встали с колен. Вера попыталась дойти до кровати – не смогла. Колени задрожали, безсильно подогнулись, и девушка повисла на руках матери.

– Помогите же, вы! – позвала Степанида Терентьевна с мукой.

Еникеев неохотно подошёл, борясь со странной брезгливостью: словно не человек перед ним, а ожившее невесть что, которое и током ударить может (били ж в неё молнии, напитали электричеством, а?), и столбняком заразить (стояла ж она столбом сто двадцать восемь дней, а вдруг это всё же болезнь редкостная с Новозеландских островов; хотя, конечно, как бы могла советская работница побывать на Новозеландских островах? – немыслимо!).

На ощупь кожа Веры оказалась самая обыкновенная: мягкая и тёплая. И пахла приятным, тонким ароматом, отнюдь не советским. Тяжести в Вере – чуть. Хотя не скажешь, что исхудала.

Втроём уложили на кровать.

Степанида Терентьевна накрыла дочь одеялом, и та измучено закрыла глаза.

Под уютное тиканье настенных часом марки ЗиМ, собранных на родном заводе имени Сленникова, все заснули. Пробудила спящих сирена «неотложки», и они долго приходили в себя, пытаясь разогнать бредовый туман короткого тяжёлого сна.

Врач Александра Вадимовна Водовскова – та самая, что тридцать первого декабря 1955 года пыталась ввести в вену Веры лекарство и безсильно наблюдала, как ломаются и гнутся стальные иглы шприцов, – зашла в знакомый дом стремительно, однако без громогласности и лишней суеты. На кровати она увидела ту самую каменную девушку. Неужто ожила?!

Присела на краешек, взяла за руку, чтобы посчитать пульс.

Совсем другая рука. Живая, одно слово. И жилка на запястье бьётся ровно, сильно, хоть и не торопливо. Ногти ни на миллиметр не выросли, хотя должны были бы, если б в пациентке хранилась жизнь. И волосы той же длины… Удивительно!

Она приложила к Вериной груди кругляшок стетоскопа. Обыкновенная грудь, обыкновенное дыхание, обыкновенное биение сердца. Как у здоровой молодой девушки.

Она хотела было сказать, что для подробного осмотра надо бы больную… в смысле, здоровую… разбудить, но Вера уже смотрела на неё ясными глазами, которые лучились глубинами мудрости, а не плескались на мелководье страстями и сумасшествием.

– Здравствуйте, – растерянно поздоровалась врач.

– Здравствуйте, Александра Вадимовна, – слабым, но твёрдым голосом ответила Вера. – Сегодня не сломаются.

Александра Вадимовна невольно покосилась на чемоданчик, скрывавший в своих недрах, кроме всего прочего, и шприцы.

– Что ж, приятно слышать, – пробормотала она. – Как себя чувствуете?

– Ничего. Живая. Слабая очень. Но это пройдёт.

Вера смотрела на врача широко распахнутыми глазами и словно видела её насквозь. Александра Вадимовна поёжилась. Что может знать человек, четыре месяца пребывавший, по её словам, в аду? Наверное, всё про каждого жившего и живущего. И про неё, поди, про Александру Вадимовну. Не сойдёт ли от этого девушка с ума? Любой нормальный человек сошёл бы. А она – нормальный человек?

Александра Вадимовна глубоко вздохнула и сказала Еникееву, хмурившему рыжие брови:

– В принципе, по всем показателям – по крайней мере, при первичном осмотре, – женщина здорова. Восстановительное лечение где-нибудь в санатории на берегу Чёрного моря хотя бы – и скоро она вернётся на рабочее место.