Алексей Смирнов - Записки из клизменной

Какой-то очень взволнованный, вежливый и деловой человек его сопровождал. Товарищ его.

Ну и стали все эту травму смотреть, обмывать, зашивать, бинтовать. Вежливый человек-товарищ в это время без устали тараторил по телефону. По мобильному. Тогда мобильные телефоны еще не у всех были, это внушало некоторое почтение. У меня, например, не было. И у остальных докторов тоже.

– Да! Да! – быстро говорил этот озабоченный сопровождающий. – Давайте, хорошо… Да, в самый раз.

И обратился к докторам:

– Ну, как его дела?

– Да ничего, – ответили ему. – Надо бы в милицию сообщить. Задержать того… ну, который его побил.

Вежливый раздосадованно отмахнулся:

– Да я и говорю с «Крестами». Его уже там пидарасят… Как состояние, я спрашиваю?

Рассказывают, что в нашей городской наркологической больнице, что на Васильевском острове, популярен рецепт доктора Попова.

Это капельница.

Я мало знаком с этим нашим местом и утверждать не берусь. Вроде бы нынче нет. Я был свидетелем применения куда более жутких снадобий.

Но некогда ее ставили.

Это было что-то такое «по умолчанию», подразумеваемое. Я не думаю, что доктор Попов написал об этом открытии монографию. Скорее всего, он просто где-то обмолвился.

Но все приняли к сведению.

Капельница помогала. В ней была водка. Сто граммов.

Больше ничего.

Ведь человеку там что – там ему очень плохо? И ему, поджав могущественный медицинский рот, ставили капельницу Попова. Легче становилось мгновенно.

Ну, а потом? Ну, а потом и повторить можно. Строго индивидуально, по показаниям. Как же лечились? Да так и лечились. Кое-как лечились, потом выписывались…

Я ничего не слышал о докторе Попове. Я думаю, это потому, что он уже умер.

У зубного дел мастера я развеселился. Во-первых, я опоздал, и он сам расслабился. Во-вторых, я осторожно спросил:

– А укол будет?

– Нет, – обрадовался врач. – Зуб депульпирован. Незачем колоть.

После этого я полностью успокоился и начал шутить.

– Сплюньте, – каждый раз говорил мне доктор.

Меня развлекало все: лампа, кресло, маска доктора, медсестра. Тот мрачнел все больше.

– Сплюньте, – повторял он.

В итоге я догадался, что просит он об этом не почему-то, а просто ему не по нраву мой юмор. Тогда я переборол животный страх и перестал шутить.

А он обрадовался.

И начал заполнять счет. Теперь улыбался он. Он даже не шутил, и я знал об этом.

Иногда недостает полсперматозоида, что ли. Или целой яйцеклетки.

В больничном коридоре порвался линолеум. То есть получилась дыра. Главного врача неоднократно упрашивали это дело уладить. Но он оставался глухонем.

И вот одна клиентка пошла уже на выписку, споткнулась, упала и сломала руку. Там и шин-то нет! Обвязали журналами да книгами.

На утренней конференции докториха была в ударе:

– Александр Николаевич, у вас нет совести! Вы знаете об этом? Совсем нет!

Главный Александр Николаевич даже обиделся и пошел пятнами:

– Как это? Почему это у меня нет совести?

– Ну так уж вышло! У ваших мамы и папы, когда они вас заделывали, не хватило чуть-чуть строительного материала для совести… И вот ее нет.

Тем же вечером линолеум был настелен.

Совесть внутри главного врача пробудилась. Он получил грант и транш и отремонтировал свое учреждение. Сделал его с иголочки. Там все сверкало. Там хотелось ходить и разговаривать на цыпочках. Там была девственная белизна, если не румяна.

Правда, почти мгновенно выяснилось, что надо чинить фундамент. Он не в порядке. Может же быть беда! По стенам провели какие-то борозды, чем-то залили, а мусор взмели такой, какой при сотворении мира не приходил в голову.

И дополнительно нашли дыру. Ее сперва не заметили. Заметили и залили цементом весь пищеблок.

Сидя в очереди к зубопротезному кабинету, я слушал ветеранов.

– Я молодой, – говорил один. – Я с 23-го…

– Ну, я с 22-го, – соглашался второй.

«Ебешься? Живешь? Состоишь в партии? Служишь в армии?» – гадал я, думая про свои 44.

– Береговой полковник в Севастополе, – продолжал первый. На левом лацкане его пиджака висела гадючьей окраски, сильно потрепанная медаль. Она молила о штопке. В том была редкостная гармония.

– Представляете, – рассказал береговой полковник. – Это Медаль «50 лет КПСС». И Горбачеву ее дали, когда ему было 32. А мне не дали.