Андрей Шарый - Четыре сезона

Потому что именно здесь, как считается, пятьсот с лишним лет назад жила благородная семья Капулетти. Потому что, насколько известно, именно под этим балконом в ожидании своей четырнадцатилетней возлюбленной стенал юный Ромео Монтекки: «Ужель любовь нежна? Она жестока, груба, свирепа, ранит, как шипы».

Да, история щедро одарила Верону, но Уильям Шекспир, никогда в этом городе не бывавший, все испортил. Итальянцы, конечно, могут утешаться тем, что рассказы о трагической любви отпрысков двух враждующих фамилий известны с античных времен; тем, что английский литератор с подозрительной фамилией Брук, произведением которого Шекспир пользовался как главным источником, всего лишь перепел в своей поэме мотивы романтических новелл авторов эпохи Возрождения Мазуччо и Банделло… Все тщетно, факт остается фактом: талант гениального одиночки оказался весомее меди и бронзы римских легионов, сильнее власти и денег светских и духовных правителей. Как некогда сердце Ромео оказалось сильнее предательства Тибальта. Во дворе дома номер 23 по виа Каппелло всегда толпится народ, а на какую-нибудь Арко дель Гави, шедевр римской архитектуры первого столетия нашей эры, на какой-нибудь роскошный палаццо Маффей никто и внимания не обращает. Верона, как может, борется с такой несправедливостью, пытаясь защитить хотя бы достоинство громадной античной арены, с трибун которой две тысячи лет назад двадцать две тысячи зрителей наблюдали за боями гладиаторов и представлениями актеров на котурнах. Не случайно городская газета называется не «L’Amore», а «L'Arena», а в сувенирных киосках добросовестно продают календарики, тарелочки, открыточки, платочки с изображением древнеримского амфитеатра…

Но простенькая легенда о любви и смерти побеждает великую славу империи. В Вероне — настоящий рай имени Уильяма Шекспира. Карминное сердце — вот настоящий символ этого города; День святого Валентина — вот его подлинный праздник; романс о влюбленных — вот его главная песня. «Назови меня любовью — вновь меня окрестишь, и с той поры не буду я Ромео!» Куда там тарелочкам с переводилкой «полуразрушенный амфитеатр» — за этим, если уж хотите, отправляйтесь в Рим! Лучше купите себе и своей избраннице на виа Каппелло, 23 самое настоящее сердце: деревянное — изогнутый характерной волной красный карандаш, железное — магнит на дверцу холодильника, бумажное — блокнот для пустячных записей, фарфоровое — в виде наперстка, керамическое — чайную чашку. А также купите: кухонный фартук — с двумя сердечками сразу, духи «Запах Джульетты», книжку про Шекспира и пикантные мужские трусы «Ромео и Джульетта». На всех прочих предлагаемых к продаже картинках, аппликациях и рисунках Ромео бесстрашно лезет к возлюбленной на балкон. Делом доказывая: с настоящей страстью бороться невозможно. «Но страсть даст силы, время даст свиданье и сладостно смягчает все страданья».

Почти в такой же степени Вероне невозможно, очевидно, бороться и с шекспировским словарем: улица Капулетти пересекается с улицей Монтекки, за углом налево — улица Шекспира, гостиница почти по соседству называется, конечно же, «Джульетта и Ромео», ресторан рядом с ней — естественно, «Каса Капулетти», мужского вида сандвич с ветчиной «Ромео» в этой харчевне заедается по-девичьи нежным пирожным — угадаете, каким? — «Джульетта».

Но все это не раздражает. Оказывается, романтизм Шекспира не в силах опошлить даже самая мощная туристическая промышленность на свете. Не смущает и то, что не Ромео теперь поет в Вероне серенады под балконом любимой: афиши оповещают о концерте вечнозеленого Джанни Моранди. В задумчивости бреду себе дальше прекрасными элегическими улицами Вероны, которые выводят на набережную мутноватой, теряющей на равнине стремительность горного потока реки Адидже, опоясывающей городские кварталы причудливой петлей. На мосту с очередным захватывающим дух названием — Понте делла Виктория или Понте Алеарди — вспоминаю собственную первую, и, ясное дело, трагическую, любовь… «Но нет печальней повести на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…» И осмеливаюсь спорить с классиком: да ведь, черт побери, и мне тогда было ох как невесело… Почему же только — сердце Ромео?..

С площадки самой высокой башни замка Кастельвеккьо открывается прекрасный вид на панораму Вероны. На этой высоте любовь Ромео и Джульетты получает еще и географическое измерение: прекрасно видно, что от виа Каппелло до печальной девичьей могилы — едва ли минута голубиного полета. Вскоре убеждаюсь: управление туризма Вероны трагедию Джульетты оценило чуть дороже, чем ее короткое счастье, — чтобы взглянуть на могилу юной Капулетти, нужно набрать монет на семь евро. Может, перепад стоимости и не случаен: у дома Джульетты туристический дым с утра до вечера стоит коромыслом, а смиренный склеп неподалеку от набережной и здания областного министерства финансов почти всегда молчалив и пустынен. Так, значит, вот здесь добрейший брат Лоренцо «предчувствовал ужасную беду»? Значит, на этом самом месте, под этими вот мрачными сводами фамильной усыпальницы, и разыгрался последний акт шекспировской трагедии: «Увы, твой балдахин — земля и камни… Вот так я умираю с поцелуем…» Значит, как раз тут раскаявшийся и поверивший в любовь Монтекки-отец поклялся своему вчерашнему заклятому врагу отцу-Капулетти: «Из золота ей статую воздвигну. Пусть людям всем, пока стоит Верона, та статуя напоминает вновь Джульетты бедной верность и любовь…»