Андрей Шарый - Четыре сезона

Язык не поворачивается называть ELO группой. Даже по названию ELO и есть оркестр.

Классический звук символизировали скрипки и виолончели симфонического коллектива. Энергию вырабатывали электрические инструменты. Дирижер и аранжировщик Луис Кларк, пригласивший к сотрудничеству с рокерами оркестр из сорока музыкантов, правильно настоял на том, чтобы первый «взрослый» альбом, «Эльдорадо», сопровождался подзаголовком «Симфония в исполнении ELO». Ударник Бен Беван неспроста единственный сольный альбом своей карьеры назвал «Пусть будут барабаны!». А Джефф Линн не случайно сознался в одном интервью, что главной целью его жизни является извлечение из музыкальных инструментов «звуков, чистых, как снег в сугробе». Вот вы смогли бы так сформулировать задачу творчества?

Дебютный альбом ELO окрестили «Нет ответа», но не потому, что жизнь в двадцать с небольшим лет от роду кому-то представляется вопросительным знаком. Секретарша фирмы звукозаписи должна была по телефону уточнить название диска, но не дозвонилась, куда следовало, поэтому просто положила начальнику на стол листок бумаги с надписью «No Answer». А тот решил: молодежь оригинальничает.

С тех пор Рой Вуд, которому ELO обязан идеологией творчества, наверное, уже тысячи раз отвечал на вопрос, по каким таким причинам через неделю после выхода первого «гиганта» он принял решение оставить маленький бирмингемский Оркестр. Может быть, потому, что привык только сам, только лично реализовывать планы, в отличие от Джеффа Линна, который немедленно принимался активно искать талантливых исполнителей рожденных Роем идей. Вуд, к тому времени получивший от журналистов прозвище «музыкальный шизофреник», вскоре собрал новую группу (естественно, с концептуальным именем — «Мудрец») и уступил место лидера ELO Линну, который в течение пятнадцати лет делал все от него зависящее для того, чтобы прославить фирменный громкий свет и яркий звук. Линн превратил ELO в шипящий, грохочущий, сверкающий локомотив нового музыкального стиля — помп-рока, и трудно найти такой электрический инструмент, которому в партитурах Оркестра не нашлось бы применения. Впечатляет даже простая инвентаризация машинного парка фабрики ELO образца середины семидесятых. Фабрика производила снежной чистоты звуки (альбом насмешливо называется «Новый мировой рекорд»): с помощью электрического пианино Вурлитцер ЕР200, системы мини-микшеров, системы макро-микшеров, светомузыкальной установки Концерт Спектрум, Ямаха С7 Гранд Пиано да еще какого-то Маэстро Фэйз Шифтер…

Все это было неспроста. Вокруг грохотала история, и яркий свет, не просто свет, а целый сноп света, луч лазера, прожектора, пульсар стробоскопа, вообще лампа, люстра, светильник, свеча казались естественным сопровождением этого сумасшедшего темпа технотронной жизни. Классика бередила или успокаивала, рок-н-ролльный барабан и синтезатор стучали и звучали в ритме 120 ударов в минуту, в ритме возбужденного биения человеческого сердца.

Джефф Линн всегда больше работал со звуком и светом, чем со словом. По сути, тексты песен ELO — обычное для молодых интеллектуалов причитание над ускользающим смыслом жизни, но и тут главные символы — в игре времен, обозначений цвета, звука и света. Летние дни уходят, ясное дело, вместе с мечтами. Тучи скрывают небо, конечно, заодно с солнцем. «В моих снах дикий бык резвится в чистом поле, и я забываю, что это такое — дождливый день»; «Мистер Королевство, помоги мне отыскать конец радуги в стране, где небо опускается на землю»; «Мои слезы превратятся в дождь, который мягко стучит в твое окно». Не зря, наверное, Линн однажды признался журналистам: «Голова у меня всегда полна музыкой для оркестра, нотами для хора, для всего чего хотите, отличный звук, но слов — нет. Некоторые тексты я сочиняю за пять минут до начала записи». У этого времени был звук и свет, но ему не хватало слов.

Вряд ли, продумывая концепцию ELO, его создатели занимались философствованием: рок все-таки — это искусство стадионов, а не научных штудий. ELO менял составы, его альбомы выходили «золотыми» и «платиновыми» тиражами, Оркестр год за годом с аккуратностью электрического компостера штамповал мелодии, зачислявшиеся в хиты и становившиеся в равной (ну, в почти равной) степени популярными на обоих берегах Атлантики, по обе стороны «железного занавеса», и на верхних ступеньках, и у подножия социальной лестницы. Я помню, как тоскливо замирало мое сердце старшего школьника, когда на признанном меломанском «толчке», в туалете московского магазина ГУМ, обернутый в хрустящий, выпущенный к 200-летию США пакет (пакеты бесплатно раздавали тем, кому достанется, на американской выставке в Сокольниках), от меня навсегда и неизвестно куда уплывал диск ELO «Неизвестно откуда», в англоязычном названии которого «Out Of Тне Blue» цвет обещал восхитительную мелодию. Ну откуда, скажите, мне было взять 80 рублей, восемь советских червонцев, чтобы купить музыку электрического света? Из небесной голубизны конверта выныривал громадный космический корабль ELO, полный чудесных, удивительных, цветных песен, я и сейчас помню их почти все наперечет: «Герой Дикого Запада», «Превращенный в камень», «Ночь в городе», «Кит», «Мистер Голубое Небо» и еще, кажется, «Звездный свет». Звездный свет, но все равно электрический. Я, конечно, не знал, что Джефф Линн собирался назвать свой двойной альбом «Прочь из этого мира», только потом передумал, но как же мне самому хотелось тогда вырваться прочь из этого мира!.. Из мира, в котором невозможно было даже представить себе, что где-то рождается космическая концепция света и чудесной музыки помп-рок.