Андрей Шарый - Четыре сезона

Улицы Канта в этом городе нет. Профессор прожил в родном Кенигсберге всю долгую, без малого восемьдесят лет, жизнь, за исключением десятилетия, проведенного в качестве учителя в состоятельных семьях, владевших пригородными поместьями. Философ, по свидетельству многих биографов, вел однообразное существование, оттого, может быть, что напряженной работе его мысли был необходим хотя бы какой-то контраст. Впрочем, по молодости, вспоминают современники, Иммануил Кант казался франтом и даже заслужил прозвище «изящный магистр», поскольку не отворачивался от моды и имел учтивые манеры. Жениться ему, по-видимому, помешала щепетильность: Кант не считал возможным соединить свою судьбу с женщинами того круга, в котором вращался, с дамой из высшего общества — в силу собственного неблагородного происхождения и скромного достатка. Отец ученого был простым шорником, к тому же последователем строгого пиетистского течения в лютеранстве, того вида религиозного благочестия, что призывает к непрестанному углублению веры, а не к пустым развлечениям. Тем не менее Кант не считал себя затворником, его часто видели в городском театре Аккермана. Захаживал профессор и на музыкальные вечера в особняк графини Кайзерлинг, но долго там не задерживался, предпочитая музыке беседы, предшествовавшие концертам. По силе, вызывающей душевное волнение, Кант ставил музыку на второе место после поэзии, хотя в целом его отношение к искусству было прагматичным: «Под некоторую музыку я люблю думать». В юности Кант даже писал романтические стихи, но серьезно к этим своим опытам не относился. Что ж, любовь — эмоция, противоположная чистому разуму.

Словечко «Кениг» нет-нет да и возвращается в Калининград, хотя по-прежнему даже фонетически два мира роднит совпадение звуков «к», «н» и «г», а разделяет — пропасть между цивилизациями. Частная транспортная компания называется «Кениг-турз», за оттопыренную пластиковую панель в кабине гостиничного лифта втиснута визитная карточка эскорт-службы «Кениг-престиж». Тут-то вариантов нет: в названии фирмы, где служат девочки по вызову, Калинина неупомянуть. Местный молодежный шик — прогулка «по Кенигу» с бутылкой «Кенигсберга» в руке. На волне перестройки Калининграду намеревались снова перепридумать имя: предлагали, скажем, Балтийск или Кантоград. Дальше намерений дело не двинулось, но памятник Канту в сквере у здания университета, преподавателем которого философ пробыл почти полвека, восстановили.

Но прошлое все равно не вернуть, разве что осколки его, да и нужно ли, возможно ли возвратить? Наверное, об этом думают, прогуливаясь по Серпуховской улице и вспоминая пролегавшую некогда здесь Философенздамм; стоя на углу набережной Карбышева и Октябрьской улицы и представляя на этом месте рынок Оксенмарт, немощные немецкие старички. Их и их предков давным-давно депортировала армия победителей, Сталин сполна рассчитался с немцами за Великую Отечественную. Победители словно знали: появится в будущем такой источник пополнения бюджета Калининграда, «ностальгический туризм». Считается, что по характеру калининградцы похожи на американцев: та же психология переселенцев, то же смешение крови и традиций, та же теория «плавильного котла». Прежде у города был другой норов, наверное, отличный от нынешнего так же, как характер М. И. Калинина отличается от характера германских курфюрстов и магистров Тевтонского ордена.

При социализме в прусском котле выплавилось что-то не то. Войны ведутся, чтобы захватывать чужое; штурм Калининграда весной 45-го года оплачен кровью полутора тысяч советских гвардейцев. Восточная Пруссия была плацдармом гитлеровского похода на восток, и не зря Кенигсберг, где веками строили фортификационные сооружения, считался лучшей крепостью Европы. Стыдно не за то, что когда-то завоевали. Стыдно за то, во что чужое, ставшее своим, превратили. Наказывали врагов, словно действуя с категорическим императивом разрушения; закопав в землю, разворовав, запустив, развалив то оставшееся немецкое, что не стерла в порошок авиация.

Привнесенное свое сплошь оказалось уродливым, как недостроенный Дворец Советов, как скульптура «Новая эпоха» в местном Музее янтаря, тоже неуютном, поскольку организована экспозиция в казематах старого форта «Дер Дона», того, что штурмом брали в победоносном апреле советские солдаты. «Новая эпоха» — янтарный земной шар в янтарных руках янтарного рабочего; к янтарному постаменту прислонен янтарный молот. А новая эпоха старого Кенигсберга — в названии Калининград.