Ханс Хенни Янн - Угрино и Инграбания и другие ранние тексты

После долгих размышлений я пришел к выводу, что единственно сострадание, которого Природа по отношению к своим созданиям не ведает и которое, как очевидно, является самым не божественным из всех свойств, представляет собой единственное действенное средство против глупости. Ибо оно требует, чтобы человеческий дух превзошел себя и начал искать братского сближения с чужеродным -расширения любовных возможностей своей души.

Сострадание базируется на одной предпосылке: понимании, признании чужой боли. Кто ее отрицает и уверен, что существует лишь собственная его боль, тот становится апостолом насилия, разрушителем, исполнителем приговора Вечности, не учитывающего никаких смягчающих обстоятельств - опирающегося лишь на безграничное равнодушие.

Я не собираюсь оспаривать, как тяжело на это решиться. Поскольку прекрасно знаю, что философы и масса ревнителей жизни как таковой единодушно ополчаются против реального сострадания: ведь оно предполагает нравственное требование самопожертвования, непритязательности, человечной жизненной практики... < на этом роман обрывается >

Второй остров (и город), Инграбанию, видимо, следует понимать как место пребывания уже завершенных творений (стр. 124-125):

Место покоя, которое больше не даст тебе заблудиться в мирской суете... <...> Обнаженные тела, высеченные из черной скальной породы. Безжизненные и полные жизни, немые и все же красноречивые, неприступные, но подобные музыке. <... >

О Энкиду, почему я забыл собственное творение? <...> Я знал, что поцеловал и его, его тоже: того, кого любил, и от кого давно ушел, и чья плоть росла с тех пор без моего участия, без моего знания о ней.

Завершается этот отрывок удивительной глоссой, объясняющей отношения мастера-творца и Другого (стр. 125-126):

[О храме на острове Инграбания.] Это творение тоже мое: мое небо и мой - рассчитанный на одного постояльца - ад. О Боже, мой Боже! Это творение и есть я. А другой, кто не есть я, - Ты. Но Ты превосходишь меня и мои творения его бытием. <...> Он: невеста или друг, мужчина или женщина, Энкиду или черная возлюбленная -безымянная, погребенная в саркофаге, истлевшая или живая, жаркая или холодная как лед...

Инграбания упоминается также в пьесе Янна «Украденный бог» (1924), где Зебальд говорит жене о двух пропавших молодых людях, влюбленных друг в друга, Леандре Зебальд и Венделин Хигин ( Dramen I , S. 706): «Они - в Исландии, или на Лофотенских островах [19] Архипелаг в Норвежском море у северо-западного побережья Норвегии. Архипелаг состоит из нескольких крупных островов и множества островков и скал. Между островами Ферё и Москенесё расположен водоворот Мальстрём. , или на Инграбании». Идея такого острова нашла отражение в драме «Пастор Эфраим Магнус» (1919; Dramen I , S. 85), в реплике Эфраима: «Тот из нас, кто чувствует смерть, должен строить гробницы со стенами толще, чем у любого собора, - на острове, который может погрузиться в молчание моря ...» И - в пьесе «Врач, его жена, его сын» (1921-1922), где фрау Менке говорит юному Ульриху Амброзиусу ( Dramen I , S. 560): «Я боюсь, что вы [молодые люди. - Г.Б.] слишком нерешительны, постоянно пленены текущим мгновением, что вам не хватает душевного подъема, чтобы завершать гигантские конструкции мостов, которые через времена, пространства и вещность ведут к воздвигнутому навечно ».

Остается нерешенным еще один вопрос: почему юнга в конце романа обвиняет Забывчивого в убийстве (или: многократных убийствах) возлюбленного? (А в «Прологе» упоминается «странное учение о любящем, который должен убить»?) Не потому ли, что всякий пишущий должен рано или поздно убить своего персонажа, чтобы завершить книгу? Более того, пишущий - как понимает его задачу Янн - должен создать в тексте пример достойной человека, героической смерти (см. «Пролог», стр. 92):

Пылкий Марло, у которого кровь бурлила в жилах, когда он описывал тайное бракосочетание Геро и Леандра, и который потом не смог изобразить их смерть, потому что счел это безответственным - позволить двум любящим умереть в разлуке, а не в объятиях другу друга... Так вот: у него, конечно, не было доводов, показывающих, что предание в этом пункте не правдиво... Но он боялся сделать предание еще более правдоподобным, если ему удастся изобразить эту не достойную Бога ситуацию...

Янн убивает многих своих героев совсем молодыми, в лучшую пору их жизни, потому что, как он пишет в дневнике (стр. 340), большинство из них в момент вступления в мир взрослых портятся, «- и, как правило, душа у них умирает; только очень немногим удается спасти ее для новой святой жизни - только очень, очень немногим. Я полагаю, что в большом городе таких наберется лишь несколько десятков». Характерен в этом смысле диалог, который в драме Янна «Врач, его жена, его сын» (1921-1922) происходит между врачом Менке и встреченным им в штормовую ночь Чужаком -одним из тех неземных существ, или ангелов, что, по убеждению Янна, помогают творцам ( Dramen I , S. 501-502):