— Чтобы не казалось, надо теорию относительности изучать, — сказал он. — Я, вот, в "Труде" вчерась прочёл, что на скорости все цвета меняют свою окраску, и всё вообще выглядит иначе, чем нам кажитца. Ты дума-ашь, что стоишь, ан ты на самом деле едешь!
При этом оба посмотрели в окно. И действительно, оказывается, поезд уже давно покинул Мытищи и медленно ехал.
— Едрить твою! — воскликнул Вишневский. — Мне ж надо было в Мытищах остаться!
— То-то я говорю! Не судьба стало быть! Со мной поехали!
— Куда? — Вишневский, до сих пор не опомнившийся от происшествия, чувствовал себя потерянным.
Дядя Коля молча поднялся и пошёл в тамбур.
— Я сейчас, — сказал он оборачиваясь и одновременно отодвигая двери в разные сторону.
Алексей посмотрел в окно. Там мелькали деревья. Желтела прошлогодняя трава, освободившаяся от снега. Вдоль пути тянулась огромная труба, неизвестного назначения, на которой кто-то, не жалея краски, дважды сделал надпись огромными буквами и почему-то на иностранном языке: "POLEVAYA STREET".
Вернулся Николай со стаканом в руке, поставил его на сидение и сам опустился рядом.
— У робят, в соседнем вагоне, занял, — пояснил он, расстёгивая пиджак и вытаскивая откуда-то из его глубины бутылку вина.
— У мене тута в рукавах специальные карманы вшиты, — объяснил он. — Энто чтобы в проходной не обнаружили. Бывало, зараз проносил четыре пузыря! И ничего! Два — в рукавах, а два — по карманам!
При этих словах дядя Коля хлопнул себя по бокам, достал ключи и ловко поддел ими пластмассовую пробку. Раздался до боли знакомый звук, и вино полилось в стакан, уже кем-то ранее орошённый красной влагой.
Вишневский только сейчас подумал, что ему не следует пить и попытался запротестовать, объясняя, что едет к жене, в Мытищи, мириться; что итак задержался с Николаем и что ему придётся теперь возвращаться назад; что пьяным к жене — нельзя, иначе всё испортится навсегда… Но дядя Коля и слушать не хотел аргументов Вишневского; сказал только, что после того, как он выпьет, пусть идёт, куда ему нужно и что до того времени, как он доберётся до Мытищ, то и запаха-то уже не останется от вина, потому как, если он поедет обратно, то обязательно попадёт в перерыв в расписании движения пригородных поездов города Москвы, да и, кроме того, вино, будто, мол, совсем некрепкое, хотя и жаль-таки разбитую бутылку…
Пришлось уступить. Алексей выпил стакан и занюхал рукавом.
— А ты знашь, — перешёл дядя Коля к другой теме, — Откудова повелось занюхавать рукавом?
— Нет, не знаю… Откуда?
— Щас расскажу!
Николай налил себе тоже стакан, выпил, так же точно занюхав своим рукавом.
— Раньше, — начал он свой короткий рассказ, — Когда люди ешшо не привыкли помногу пить, и когда хорошего вина не делали, и когда тоже нечем было закусить, — вот тогда-то, вот, и делали так…
Николай поднял вверх указательный палец. Подождал секунду-другую, налил пол стакана, обнажил по локоть руку.
— Вишь, — показал он на свою руку, поросшую весьма густой растительностью, — Они что делали? — спросил он, как бы, себя и сам же ответил: — Древние люди, значить, наливали собе того, что приходилось по тем временам заместо вина в стаканы ли, в горшки ли, али в каку иную посуду… Затем оне чокалися промеж собой, как полагаитца, или ещё что там делали взамен… Выпивали всё до устатку и… сували руку в костёр по локоть!
Дядя Коля толкнул руку вперёд, будто собираясь ударить Вишневского в живот. Но рука его прошла мимо и вернулась обратно.
— Вот так! — пояснил он. — Токмо на сукунд, чтобы волос на руке опалить. И вот тады они энтими опаленными волосами-то и занюхавали! Понял?
Дядя Коля засмеялся.
— Дикие они были потому, — добавил он. — Но зато лучше всякой закуски было! Любой запах отшибало! Ха-ха! Дак ты, Ляксей, представляшь, значить, каку отраву они пили!
Вишневский тоже засмеялся. Вино начинало забирать. В голове приятно посвежело. Он взял стакан и выпил.
— Захожу я как-то летом с улицы домой, — начал новый рассказ дядя Коля, — Глядь — а на мне комар сидит, впился в левую руку, сосёт кровь и не слетает, зараза! Я его хрясть — и в смятку! А кровища из него брызни — и прямь мне на майку. Представляшь, скоко крови моей высосал, падлюка! А я и не заметил было аж! Помыкак тоже был поддамши. И комар-от, видать, здорово захмелел от мене, так-что аж и слететь-то сам уже не мог, да и не хотел!
Круглов засмеялся. Вишневский тоже.
— А знаешь ли ты, дядя Коля, кто изобрёл водку-то? — решил блеснуть своими познаниями Алексей.
Читать дальше