Александр Беатов - Время дня - ночь

— Вообще-то нехорошо, конечно, — ответил Володя, шагая рядом. — Батюшка просил зря не привлекать внимание… Но ничего… Сегодня будний день. В КГБ много другой работы. — Он помолчал немного и с участием спросил:

— Ну, а как твои дела?

И Саша поведал ему обо всём том, о чём не решился рассказать отцу Алексею: о разговоре с Санитаром, о том, как тот легко и просто освободил его от обета, отпустил из Ордена. Рассказал о своём визите к Ольге, о том, как ему удалось обратить её. Поделился он своими чувствами и переживаниями, изложив, и то, что случилось на вокзале. И чувствуя, что его мысли, будто пришедшие в равновесие после разговора с отцом Алексеем, снова возвращаются "на круги своя" и вызывают сердечную боль, чтобы закрыть эту тему он спросил:

— А куда мы идём?

— А что сказал тебе отец Алексей? — не услышав его вопроса, поинтересовался Никаноров.

— А! Да! Спасибо тебе, Володя! — Саша вдруг вспомнил, как многим обязан своему товарищу. — Он меня принял к себе… Он сказал, что мне только нужно пройти обряд Миропомазания… Ну, это… для того, чтобы я стал по-настоящему православным. Ведь, я же крещён как католик… Ты знаешь…

— Нет… Я не знал… Разве ты — католик?

— Ну, да, католик. Только, отец Алексей, сказал, что всё это не имеет значения для Бога, кто я: католик или православный. Это, скорее, важно для меня. Поэтому он обещал сообщить через тебя о том, когда он сможет совершить обряд моего воцерковления в православие.

— А я, признаться, мечтал перейти в католичество! Вот те и на! А тут — всё наоборот! — Володя сбился с шага, отстал, пропуская заодно нагнавшего их сзади мужика, в кепке.

— Так, куда же мы идём? — повторил свой вопрос Саша.

— Сейчас зайдём в магазин купить что-нибудь к чаю, — ответил Володя, когда спина мужика удалилась на несколько шагов. — А потом пойдём в "домик". Мы так называем место, где снимаем комнату у одной деревенской бабки. Скоро — Вечерняя… Нужно немного отдохнуть…

Они пересекли шоссе как раз в том месте, где находился сельский магазин — небольшой одноэтажный дом. Все остановились, снова слившись воедино и продолжая обсуждать какой-то вопрос. Володя и Саша вошли в двери магазина. Они встали в очередь, человек из пяти, людей, с тем незамысловатым отпечатком быта на лицах, которые чаще всего можно встретить в провинции. Мужик, в кепке, обогнавший их несколько минут назад, стоял в другой очереди, состоявшей из него одного, и ждал, когда продавщица выдаст ему необходимое.

Получив деньги с очередного покупателя, она подошла к нему, взяла протянутую "трёшку", положила на прилавок боком бутылку портвейна, стала отсчитывать сдачу.

"В Москве бы сдачи не дали," — подумал Саша и поделился своим замечанием с Володей.

Тот, видимо, также наблюдавший за происходившим, сразу понял, о чём речь, но перевёл разговор на другое.

— Однако, ты дал Санитару хорошую "сдачу".

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что теперь он не будет сманивать людей из нашего прихода.

— А разве он кого-то сманил?

— Слава Богу, нет… Но чуть было не сманил…

Никаноров замолчал, видимо, обдумывая, кого Санитар мог сманить кроме него.

— Я сегодня батюшке на исповеди покаялся. Грешен, говорю… Хотел от вас уйти в секту. Но теперь, благодаря одному человеку, всё осознал и больше соблазну не поддамся… Потом я поведал ему твою историю, попросил его принять тебя. Грамотный, говорю, парень… Бердяева и Платона читает, хочет учиться в Университете, а ему запрещают…

Володя замолчал, продвигаясь вместе с очередью на пол шага.

— Спасибо тебе, — Саша шагнул тоже вперёд.

— Ничего, брат. И тебе спасибо… — Володя как-то запыхтел носом, видимо разволновавшись от откровенного разговора. И чтобы как-то его закончить, добавил: — Мы ещё с тобой подумаем, какую этому Санитару пилюлю подкинуть…

Их очередь подошла, но он, будто, не видел этого, пока не закончил:

— Чтобы и другие от него отпали, стервеца!..

Продавщица безучастно выждала конца фразы и, когда после этого Никаноров быстро перечислил ей всё, что хотел купить, она молча стала выкладывать на прилавок: пачку грузинского чая, пачку сахара-рафинада, три батона белого хлеба по двадцать копеек, пол кило молочной колбасы…

Наконец она взглянула на счёты, косточки которых откидывала каждый раз, когда товар оказывался на прилавке, и коротко сказала:

— Три семьдесят четыре.

Володя протянул ей "пятёрку". И взяв деньги, она снова откинула несколько раз, туда — сюда, косточки счёт, а затем выдала сдачу…