Он походил по комнате взад-вперёд.
"Уж больно он труслив, этот Никаноров, раз не пожалел таких книг! И зачем он потребовал, чтобы я вернул ему одну из них? Может быть, испугался, что если я попадусь, то заложу его?"
Саша взглянул в окно. Погода была пасмурной, без намёков на солнце.
"Такие книги на лыжи старые променял!" — подумал он, продолжая размышлять. — "Ну и поделом! Будут мои! А лыжи куплю новые когда-нибудь…"
Саша развернул как следует свёрток, снял газетную обложку с одной из книг, вырезал ножницами из каждого титульного листа слова: "Издательство YMCA PRESS", поставил все пять томиков на книжную полку, на самом виду.
"Волков бояться — в лес не ходить!" — подумал он и улыбнулся. — "Это не то что когда-то меня спрашивали: "Лес рубят — щепки летят". А может быть… Это и есть как раз "щепки"? Как бы то ни было, если кто теперь скажет, что издание — западное — пусть попробует доказать. Скажу так: буквы — русские, значит и книги — русские. А то, что западные или не-западные — так, ведь, об энтом нигде в энтих книгах не сказано!" — И Саша улыбнулся, представляя дядю Колю.
Из-за боли в боку волей-неволей Николай стал воздерживаться от выпивки. Он дождался прихода весны и был рад, что до сих пор жив. Глядя на весеннюю капель за окном, он чувствовал, тем не менее, что жизнь проходит как-то мимо него. И особенно его мысли угнетал всё ещё висевший у самого его окна змеевик.
"Хоть бы ветром сорвало!" — ворчала его жена, видя в какой соблазн вводит её мужа один вид этого прибора.
Но как его ни раскачивало ветром, змеевик так прочно засел на ветке, что казалось, теперь стал органической частью дерева и скоро должен был пустить почки.
Странное влияние оказывал змеевик на весь уклад жизни семьи Кругловых, да и, пожалуй, других соседей. И хотя Николай почти что теперь не пил, какая-то тоска выедала ему сердце. Однажды он понял, что развеять эту печаль сможет лишь устранение змеевика, ибо один вид его сделался навязчиво-довлеющим: Николай давно поймал себя на том, что каждое утро, как бы ни торопился на Завод, он не забывал проверить: всё ли ещё змеевик висит за окном. И окажись однажды, что змеевика нет, он бы почувствовал будто чего-то лишился…
Дни проходили за днями. И однажды, спустившись с лестницы на первый этаж, Николай остановился, опешив от удивления: в их грязном подъезде, на радиаторе отопления, кто-то оставил настоящую картину-натюрморт, с изображением стола, обставленного бутылками вин, так хорошо известных Николаю.
Он приблизился к натюрморту, попробовал ногтём выступавшие слои масляной краски, начал рассматривать…
Тут был и портвейн "Три Семёрки", и "33-й", и початая "Иверия", рядом с которой находился стакан, с налётом розового цвета на стенках. На столе лежала нераскрытая банка консервов с этикеткой "Завтрак туриста"…
Николай долго рассматривал натюрморт, пытаясь проникнуть мыслью в замысел автора.
"Видать, приспичило, что пил без закуски", — подумал он, переводя взгляд с одной детали на другую.
"И откудова же столько вина?" — продолжал он любоваться полотном. — "Да причём — разного… Ведь ежели б — алкоголик, то купил бы одного сорту, чтоб голова не болела утром… А тут…" — Николай задумался: — "Неужто художники пьют всё подряд?"
Он обратил внимание на солнечные блики, отражавшиеся на стекле другого стакана, не орошённого вином, однако тоже органически вписывавшегося в натюрморт.
"Ишь, ты!" — продолжал созерцать Николай. — "Знать только утро еш-шо… Стало быть опохмелился кто-й-то один. А другой всё еш-шо спит… Видать, хороша была пьянка, если стоко вина осталося! И кто ж такой тот, кто всё еш-шо спит?"
И как бы в ответ на возникший вопрос, дядя Коля увидел ключ, одиноко лежавший рядом с пустым стаканом, на самом краю стола.
Ключ этот почти что сливался с поверхностью стола, несмотря на яркий луч света, отражавшийся в непочатой бутылке "777-го" портвейна.
"Нет!" — сказал себе дядя Коля. — "Видно, что он не спит, а еш-шо ночью ушёл куда-й-то… А может, то был вовсе не он, а она?"
Наверху хлопнула дверь. Дядя Коля заволновался. Не долго думая, он подхватил картину и направился вверх по лестнице.
Поздоровавшись с соседкой, спускавшейся сверху, и загораживая натюрморт своим корпусом, чтобы она не заметила, Круглов тихо проскользнул мимо, остановился у своей квартиры, стал спешно отпирать дверь.
Картину он повесил на доселе пустой стене, специально вбив гвоздь. Долго смотрел, усевшись на стуле.
Читать дальше