Александр Беатов - Время дня - ночь

Оля оказалась от Саши в другом конце комнаты, была очень серьёзна и, по-видимому опять в расстроенных чувствах. Сразу после торжественной части она пошепталась о чём-то с Санитаром и незаметно для всех, кроме Саши, удалилась. И он не решился последовать за нею, успокоив себя тем, что завтра увидится с ней в костёле.

Началось чаепитие. Саша прошёлся по комнате, обратил внимание на несколько книг, западного издания, лежавших стопкой на письменном столе. С одной из них он уже был знаком. Это была книга "Происхождение религии", которую некогда ему давал на прочтение Вова. Тогда это была пятая или шестая, бледная, едва читаемая копия машинописного самиздата, без имени автора. Теперь же, взяв в руки другие несколько книг, Саша обнаружил на титульном листе имя писателя — некоего Ивана Крестова. Не выпуская книг из рук, юноша подошёл к их хозяину, чтобы попросить их на прочтение.

Владимир Никаноров, человек лет тридцати, маленького роста, с бородкой, прихлёбывал чай, дискутируя с Санитаром на какую-то религиозно-политическую тему. Незаметно разговор перешёл к вопросу о том, как было в России до революции. Никаноров отстаивал монархические принципы. Он стал утверждать, что до революции в России не было понятия провинции.

— В любом городе была своя интеллигенция, — говорил Никаноров. — И никто не стремился проникнуть в столицу ради прописки, потому как прописки, как таковой, не было.

Он привёл в качестве примера город Белёв, Тульской области, откуда сам был родом.

— Белёв когда-то был замечательным городом, — говорил Никаноров, — Всего в трёх верстах от Белёва родился замечательный поэт, переводчик, родоначальник русского романтизма — Василий Жуковский, воспитатель Александра Второго, царя — освободителя, убитого революционерами. Белёв славился на всю Европу своей яблочной пастилой, которую экспортировали из России. Теперь же там — одна "мерзость запустения"! — заключил Владимир и резко умолк, уступая место прибалтам, ставшим доказывать обратное, утверждая, что у них всё вовсе не так, что они не считают себя ничьей провинцией, хотя "мерзости запустения" и у них предостаточно, но не было бы совсем, если бы не советская власть…

Никаноров не стал спорить с гостями, предпочтя глубокомысленное и молчаливое чаепитие. Он несколько остыл после своего монолога. В этот момент к нему и обратился со своим вопросом Саша.

Владимир оказался весьма отзывчивым и с радостью согласился дать Саше на прочтение книги Ивана Крестова, но только не все сразу, а для начала какую-нибудь одну. Он попросил Сашу оставить свой телефон, предупредил об осторожности и соблюдении необходимой конспирации. Саша поблагодарил нового знакомого и до конца собрания уже больше не выпускал из рук одну из книг, предвкушая радость от предстоящего чтения.

Расходились по двое. Саша с Володей-дворником уходили последними. Ожидая лифт, дворник сообщил, что в целях конспирации он кое-чем запасся.

— Зачем ты опять? — Саша только что запрятал поглубже под пальто книгу. — Я не могу. Я — на таблетках.

— Дело твоё, старик… Я думал, ты будешь рад… Рождество всё-таки…

Открылись двери прибывшего лифта. Саша и Володя вошли в кабину. Дворник нажал на кнопку — лифт двинулся вниз, но скоро остановился. Открылись двери — дворник и Саша вышли из лифта.

— Почему мы не на первом? — удивился Саша.

— Тут — поспокойнее… — хладнокровно ответил его спутник, делая шаг в сторону.

Спустившись на половину лестничного пролёта, Володя остановился, сразу начал расстёгивать свою сумку.

— Я не заставляю, старик! — добавил он, извлекая из неё бутылку. — Только составь компанию. И всё!

И он начал отковыривать пластмассовую пробку, работая ключами от квартиры, как пилой.

Вермут, за рубль девяносто две, в бутылке "ноль восемь", сразу же "ударил по мозгам".

"Главное, не потерять книгу!" — повторил про себя несколько раз Саша, — "Хорошо, что я не пил сегодня лекарств… Почему же она всё-таки ушла раньше?"

Саша продолжал посещать религиозные собрания. Время от времени состав их участников изменялся, как менялись и места, где они происходили. То встречались у Татьяны, то у Санитара, иногда у Володи-дворника. Но с Ольгой Саша никак не мог пересечься. Лишь только в костёле он продолжал петь в хоре вместе с нею, но до сих пор у него не получалось проводить её хотя бы до метро. Какая-то внутренняя преграда мешала ему преодолеть барьер, возникший вследствие того, что он узнал о романе Ольги с американцем. Он говорил себе, что достаточно того, что он её любит и видится раз в неделю. А остальное — дело рук Божиих.