Нюрка заморщилась, стала утирать ладонью слезу, вылезшую из глаза, всхлипнула.
— А ты, Иван, — продолжал Николай, переходя на самогонщика. — Глянь! Много ли ты нажил? Чего ты добился в жизни? Голы стены одне! Помрёшь — что опосля тобе останитца? Никто и не вспомнит! Токмо ты еш-шо молодой… И пока еш-шо не поздно всё изменить… Встань! Когда с тобой старшие говорят! — вдруг закричал Круглов — и мужик, сидевший с понуро опущенным в пол взглядом, будто уже раньше почувствовал, что хотел от него Николай, быстро подпрыгнул, как на пружинах, выпрямился, поворотил взгляд куда-то вбок, к углу, где ничего не было.
— Не лёгкое у вас у обоих было детство! — продолжал Николай свою речь. — И сейчас не легко! Токмо никто вам не поможет — никакая милиция — ежели сами не поможете себе… Ежели не ухватитеся крепко друг за дружку!.. — дядя Коля свёл вместе свои руки и переплёл между собою пальцы, — И тогда токмо сможете выстоять!
Он опять замолчал, взглянул на милиционера, с планшеткой, поворотившего свой взгляд куда-то к окну, мимо ряда бутылок, на подоконнике.
— А ты, сержант, — сказал он, обращаясь к нему, — придёшь домой опосля работы… Жена подаст ужин… Сядешь за телевизор… И что? Даже не подумаешь, что этот, вот, бедолага в энто время будет валяться на нарах с клопами… И всё из-за чего?
— Но-но, товарищ! Я — на работе! — милиционер было поперхнулся, но вовремя проглотил слюну.
— А ты, — продолжал дядя Коля, — ежели не веришь, попробуй сам: вода — не вода, но и не самогон это…
— А что, Василий, — обратился к сержанту его напарник, — Давай проверим?
Василий посмотрел в окно, не решаясь дать согласия. И тогда дядя Коля, сняв с сушилки, над раковиной, два гранёных стакана, проворно наполнил их доверху из початой бутылки.
— Говорю вам, вода это! — повторил он. — Вода и есь вода! А воду пить можно и на работе…
Василий взял стакан, понюхал раз, другой, шмыгая носом всё сильней, чтобы учуять запах. Но, как будто ничего не уловив, он проделал всё то же, что и Николай: и посмотрел через стакан на свет, и обмакнул и облизал палец, и, наконец, так же медленно выпил до дна…
Продолжая держать в руках пустой стакан, он с недоумением посмотрел на Степана.
— И правда, вроде ничем не пахнет, — проговорил он. — Попробуй… А то я, на антибиотиках тоже… Плохо чувствую…
— Я тоже болею… — заметил его напарник, не заставляя себя долго ждать. Он понюхал свой стакан — и быстро выпил до дна.
— Вода… — подтвердил он, подошёл к раковине, открутил кран с холодной водой, наполнил пол стакана, выпил. — Один к одному…
— Так что, товарищи, — включился сразу в дело Николай. — Вода — дело не беда! А вот ежели б это был действительно самогон… Тo перво-наперво, откуда б он тута был? Ведь Ивашка мог бы его и купить… Ишь, голь перекатная! Всё пропил на свете! Но, токмо в энтом никакого криминалу нет… И человека за энто в тюрьму сажать нельзя! Вот, ты мне покажь самогонный ппарат… Тады был бы криминал… И тады б я подписал протокол…
И говоря последние слова, дядя Коля внушительно посмотрел в глаза Нюрке. Та было встрепенулась, мелькнула взглядом на окошко, но потом как-то со страхом посмотрела на Николая:
— Ой! — воскликнула она. — Не надо, дядя Коля! Я ведь не хотела! Прости! И она обняла своего мужа. — Ваня! — И зашлась в рыдании.
— Верно он говорит! — дождалась и своей роли понятая Кузьмина, молчавшая до сих пор. — И я ничего подписывать не буду! Обычная семейная ссора, и никакого криминалу тута нету!
При этом она повернулась и смело направилась к выходу.
— Будя! — добавила она на ходу.
Следом за ней и Николай поспешил прочь, пока милиционеры не опомнились и не надумали чего-нибудь и снова не завладели ситуацией.
В дверях он обернулся.
— Ты, Нюра, заходи вместе с Ваней, — сказал он мягко. — Ведь, соседи же, не волки…
Дома он первым делом подошёл к окну, посмотрел на спираль, всё ещё висевшую на дереве.
— Информация! — сказал он вслух сам себе и, вспомнив цитату: "Кибернетика — буржуазная лженаука", когда-то прочитанную в газете или услышанную на каком-то заводском собрании, — и усмехнулся…
— Ан нет! Не так! — проговорил он опять вслух и тут только почувствовал, как благотворный хмель даёт о себе знать. Он потрогал свой левый бок — боли будто бы и не было!
"Хорош первач!" — добавил он мысленно, глядя на раскачивавшийся от ветра змеевик, и почувствовал голод и аппетит, отсутствовавшие всё время, пока он болел. И Николай стал вытаскивать из-под окна, где был самодельный холодильник, ящик, с картошкой, чтобы до приходя жены приготовить обед.
Читать дальше